В начале XVIII в. столицей России стал Петербург, Москва же была второй столицей, к тому же она по-прежнему оставалась хозяйственным центром страны.

К началу XVIII в. в Москве насчитывалось до 200 тысяч человек. В течение первых десятилетий население уменьшилось. Причинами были непрерывные войны, рекрутские наборы, широко развернувшееся строительство городов, крепостей, каналов, флота, а также высокая смертность и переселение многих дворян, приказных, военных, торговцев и ремесленников в новую столицу на берега Невы.

К концу царствования Петра I численность населения старой столицы составляла 140-150 тысяч человек. Но тем не менее, Москва сильно разрослась к этому времени – за чертой Земляного города располагались многие слободы. Основную массу московского населения, не считая военных, составляли посадские – ремесленники и торговцы; им принадлежало более 40% дворов. Далее шли крестьяне, «различных чинов люди», не платившие тягла, – казенные мастера и ремесленники, дворцовые и городовые служители – сторожа, воротники и др. Заметной категорией населения стали мастеровые, работные люди: более 300 человек – в 1701 г., более 1000 человек – в 1725 г. Проживали в Москве дворяне, церковнослужители, приказные и другие люди.

Посадское население по-прежнему состояло из гостей, членов Гостиной сотни и посадских тяглецов. Количество гостей в течение первой четверти столетия уменьшилось с 34 до 7 человек, вместо 280 членов Гостиной сотни стало менее 140 человек. Уменьшилось и количество слободских тяглецов. Часть ремесленников и бедных торговцев бросала свои занятия и переходила на положение рабочих мануфактуры, не выдерживая конкуренции со стороны скупщиков и мануфактурщиков. Уход из посада объяснялся ростом налогов и поборов при Петре I.

Горожане вынуждены были исполнять различные обременительные обязанности в старостах, целовальниках, счетчиках, сборщиках различных налогов и т. д. Тем не менее, численность посада постепенно увеличивалась за счет пришельцев из крестьян и других слоев населения.

Углубление имущественного неравенства в среде слободского населения получило законодательное оформление. В 1722 г. купечество отделили от ремесленного люда, получившего особую организацию по цехам. Купцов и ремесленников причислили к «регулярным гражданам», стоявшим на социальной лестнице гораздо ниже «знатных», т. е. дворянства. Посадскую же бедноту относили к «подлым людям», не имевшим самостоятельного дела и кормившимся «в наймах или в черных работах», их лишали права участвовать в выборных посадских органах управления. К этой категории приближались по своему положению и работные люди московских мануфактур.

В течение XVIII столетия в Москве сократилось количество дворян и чиновников, военных и духовенства, т. е. тех слоев, которые были ранее связаны с Москвой как административным центром страны, значение которого она утратила. Однако резко увеличилось количество крестьян и дворовых.

Социальная поляризация продолжалась в течение всего столетия. Так, по манифесту 17 марта 1775 г. московское купечество отделили от мещанства. С этого года в ряды московского купечества могли вступить только богатые посадские люди; купцы получали различные привилегии, в частности их освободили от подушной подати. Мещане и цеховые ремесленники составляли подавляющее большинство посадского населения к концу столетия – 63% (остальные 37% были купцы). Все они платили подушную подать, исполняли рекрутскую повинность и т. д.

Купцы делились на три гильдии. Купцы 1-й гильдии имели капитал в 10 и более тысяч рублей каждый. Они занимались крупной внешней и внутренней торговлей, заводили фабрики и заводы, брали откупа. В 1788 г. их насчитывалось в Москве 109 человек. Во 2-й гильдии числилось 183 человека с капиталом примерно 5 тысяч рублей каждый. Они имели право заниматься только внутренней торговлей. Купцы 1-й и 2-й гильдии – 292 человека – объявили капиталы на сумму около 3 миллионов рублей. А 1842 купцы 3-й гильдии имели капиталы на сумму 1,8 миллиона рублей с лишним. Они могли торговать лишь в пределах своего города или уезда. Мещане могли заниматься только мелкими промыслами и ручной торговлей.

С мещанами в податном отношении объединялись цеховые ремесленники, распределявшиеся по цехам в зависимости от специальностей: скорняки, шляпники, столяры и т. д. Среди них уже в 1730-е гг. численно преобладали представители негородских сословий: крестьяне, дворовые, ямщики и др. Помимо цехового в Москве процветало нецеховое ремесло; в нем также преобладающее место занимали крестьяне – отходники подмосковных уездов, а также отдаленных губерний.

Все более увеличивалась численность мануфактурных рабочих. На рубеже 1730-1740-х гг. на московских предприятиях ведомства одной Мануфактур-коллегии числилось 5,5-6 тысяч рабочих; в 1750-е гг. – до 10 тысяч; общее же их количество на всех московских предприятиях было значительно выше. Московские «фабришники», как их называли в то время, происходили из крестьян и посадских людей. На московских мануфактурах в значительной степени применялся крепостной труд. Этому способствовала «приписка» крестьян к предприятиям. Указ 1721 г. разрешал владельцам прикупать к мануфактурам села и деревни; указ 1736 г. закреплял за мануфактурами квалифицированных рабочих, в первую очередь из крестьян. В конце 1760-х гг. принудительный труд составлял 44%.

В то же время постоянно возрастала роль вольнонаемного труда. К концу столетия из 7533 учтенных мануфактурных рабочих являлись вольнонаемными 5458 человек, т. е. 72,4%. Вольнонаемные из крестьян-сезонников нанимались прежде всего в строительные рабочие – каменщики, кирпичники, землекопы, столяры и т. Одни снимали «углы» в Москве, другие, а они составляли большинство, обитали во временных землянках за городом или на стройках. Ничтожная заработная плата, бесправие, обсчеты, наказания, издевательства хозяев и подрядчиков не раз вызывали волнения работных людей в XVIII в.

Заметную категорию жителей составляли дворовые, количество которых в течение XVIII в. сильно увеличилось: с 36 тысяч человек в 1730-е гг. до 61 тысячи в конце 1780-х – начале 1790-х гг. К ним близко стояли крепостные крестьяне, которых господа вызывали из имений в Москву для разных работ и услуг. Дворяне покупали и продавали крестьян и дворовых. В «Московских ведомостях» сообщения о таких сделках перемежались с объявлениями о продаже собак, лошадей и т. д. Немало было в Москве поденщиков, нищих и других бедных людей. Дворяне к концу столетия составляли не более 5% населения города, но им принадлежало более 25% всех домов.

Москва в XVIII в. сохранила значение экономического центра государства. Во второй столице находилось, в частности, большое число предприятий легкой промышленности. Деятельность московских работных людей и ремесленников, торговцев и промышленников сыграла большую роль в хозяйственных успехах Российской империи. К концу первой четверти XVIII в. в Москве насчитывалось около 7 тысяч ремесленников – профессионалов, расписанных по 154 цехам: 1416 сапожников, 1800 специалистов по изготовлению различной одежды и т. д. В конце 1760-х гг. из более чем 8,5 тысячи ремесленников более 45% составляли выходцы из крестьян; около 22% – из посадских Москвы и других городов; более 10% – разночинцев и т. д.

Особо следует сказать о мануфактурах. В Москве продолжали действовать известные с XVII в. Пушечный, Кадашевский, Хамовный дворы, Оружейная палата и др. В XVIII в. появились многие другие мануфактуры: Кожевенный, Суконный, Чулочный, Шляпный, Пуговичный дворы, полотняный, зеркальный заводы, парусная фабрика, галерная верфь и др.

Только в 1696-1710 гг., т. е. за 15 лет, было основано 12 казенных мануфактур. К концу первой четверти XVIII в. почти все казенные мануфактуры власти передали в частные руки (бумажную, чулочную, суконную и др.). Производство на них стало расширяться. Казенным остался только Хамовный двор в Преображенском – полотняная фабрика, работавшая целиком для казны, а не на частного покупателя. С середины второго десятилетия началось строительство частных мануфактур; за 1714-1725 гг. возникла 21 мануфактура. Всего к концу первой четверти в Москве насчитывалась 31 частная и 1 казенная мануфактура, 23 из них – текстильные (полотняные, шелковые, шерстяные).

* * *

Наибольшей длительностью и упорством отличались волнения работных людей Суконного двора, который был основан в начале XVIII в., примерно в 1704 г., как казенная мануфактура для производства армейского сукна. Располагался двор в большом каменном здании в Замоскворечье около Каменного моста к северу от Болотной площади. В 1714-1719 гг. на более чем 80 суконных и прочих станах здесь работало 588 работных людей. В 1720 г. Суконный двор передали в руки компании купцов – 12 «добрых купецких людей» из Москвы и других городов во главе с московским посадским человеком В. Щеголиным. Последний давно показал себя как крупный оптовик в торговых делах, в частности в поставках иноземного сукна. Впоследствии из 12 совладельцев осталось пять во главе с тем же Щеголиным.

Производство на Суконном дворе расширялось. В 1722 г. на нем работало 95 станов, а через три года – 160. Число мастеровых и работных людей составляло 1129 человек. Они получали сдельную заработную плату. Щеголин в одной из ведомостей сообщал властям, что мануфактура может сделать в год до 180 тысяч аршин сукна и других изделий. Условия труда, положение работных людей на Суконном дворе были характерны для московских мануфактур вообще. На нем наряду с вольнонаемным трудом применялся и подневольный. Положение вольнонаемных и крепостных работников мало чем отличалось друг от друга. Характерно, что «Суконный регламент», введенный в 1741 г., требовал одинаковых норм выработки для всех рабочих суконных мануфактур.

Владелец предприятия мог подвергать наказаниям рабочего-суконщика за «ослушание»: если он «непослушен или против явится и грубыми ругательными словами дерзостно их (владельцев мануфактуры) касаться будет», то в первом подобном случае его могут высечь плетьми, во втором – батогами с вычетом заработка за три месяца, в третьем – отправить на каторжные работы на год. За побеги рабочих предписывалось наказывать кнутом и ссылать на несколько лет.

Рабочий в XVIII в. часто не мог уйти с предприятия. Если же он пытался это сделать, то попадал в разряд беглых, которых ловили и возвращали после наказания на мануфактуру. Практически даже вольнонаемные рабочие попадали в такую зависимость от фабрикантов, которая часто носила грубые крепостнические формы. Это было характерно для всех московских мануфактур XVIII в.

Нормы выработки для суконщиков, как и других категорий рабочих на мануфактурах, были очень высокими, тогда как заработная плата – низкой, причем постоянно уменьшалась; одновременно в течение всего столетия падала реальная стоимость денег. Сильное недовольство рабочих вызывали также различные штрафы и «недодачи», замена денег натурой – харчами, мануфактурными товарами, обувью. Рабочие постоянно жаловались на нищету и недоедание.

Рабочий день продолжался с раннего утра до позднего вечера. По регламенту 1741 г. с марта по сентябрь работные люди должны были трудиться с 4 часов утра до 9 часов вечера, на обеденный перерыв отводилось два часа – с 10 до 12. Таким образом, рабочий день равнялся 15 часам. Сокращался он только в короткие зимние дни. Работные люди заволновались сразу же после передачи Суконного двора в руки компании купцов во главе со Щеголиным в феврале 1720 г.

В 1721-1722 гг. рабочие неоднократно подавали на компанейщиков во главе со Щеголиным жалобы в Берг- и Мануфактур-коллегии. Требования суконников сводились к повышению оплаты труда различных категорий специалистов, уплате за караульные работы в течение двух лет. Кроме того, суконники обратились к Петру I во время его приезда в Москву. На Царицыном лугу они, «собравшись многим числом людей», обратились к императору «словесно» с жалобой на Щеголина и других компанейщиков. Подробности этого «дерзновенного» челобитья, к сожалению, остались неизвестны.

Однако рабочие проявили большую сплоченность, упорство и решимость в борьбе за свои интересы. Их, очевидно, поддерживали жители Москвы и ее окрестностей. С 1720 до 1722 г., т. е. в течение всего времени волнении, по сообщению владельцев, на Суконный двор никто не поступал на работу: «Вновь волею никто не записывались и ныне не записываются».

Все это сильно обеспокоило власти. По указу Мануфактур-коллегии от 5 февраля 1723 г. владельцам велели повысить расценки работным людям, оплату не задерживать, а караулы и посылки «отставить». Однако деньги за караулы и другие работы рабочие так и не получили. Но в целом борьба работных людей увенчалась хотя и неполным, но все же явным успехом.

Забастовки на Суконном дворе снова начались в 1737 г. при владельце Болотине. В это время Россия вела войну с Турцией и Крымом. Армии требовалось много сукна. Согласно осеннему указу 1736 г. сукно полагалось изготовлять по образцам, сделанным на Путивльской мануфактуре Полуярославцева. Это означало, что по сравнению с прежним на московском Суконном дворе сукно должны были делать толще. Тем самым ускорялся процесс выработки. Болотин, учитывая эти обстоятельства, увеличил ширину сукна и размеры куска – «половинки» с 30-40 до 50 аршин. Одновременно снизились расценки с аршина или с «половинки».

Рабочие с возмущением отказались подписать новые расценки и с 22 марта 1737 г. прекратили работу. В забастовке участвовало более тысячи человек. Началась борьба, тянувшаяся с перерывами 12 лет. Выборные от рабочих во главе с учеником ткача Родионом Дементьевым много раз подавали жалобы-прошения не только в московские, но и в петербургские учреждения. Они побывали в Сенате и Кабинете императрицы Анны Ивановны, в Коммерц-, Мануфактур- и Военной коллегиях и в их московских конторах, наконец, жаловались императрице Елизавете Петровне.

Рабочие отказывались приступать к работе, но Болотин  не хотел восстановить прежние расценки. На стороне хозяев выступали мастера, подмастерья, приказчики – своего рода рабочая аристократия XVIII в., предававшая интересы рабочих. Об одном из мастеров – Иване Соколове – тот же Р. Дементьев говорил в одной челобитной, что «работным людям от него немалое насилование и обида» – незаконные вычеты и браковка суконных изделий.

Рабочие с самого начала забастовки время от времени прекращали работу. 22 октября 1737 г. следственная комиссия вынесла постановление: призвать представителей рабочих и в присутствии хозяев, выборных челобитчиков приказать, чтобы рабочие до окончательного решения «не останавливали» суконного дела. В 1739-1742 гг. по-прежнему велось следствие по этому делу. Не раз сменялся состав следственной комиссии. В июне – августе 1739 г. Р. Дементьев, поверенный от «тысячи человек и более» рабочих суконной мануфактуры, будучи в Петербурге, подал заявление в кабинет. В нем резко обвинялись Болотин и другие фабриканты, но поверенного арестовали и выслали в Москву.

Коммерц-коллегия писала в свою московскую контору с удивлением, что «столь долгое время суконники не усмирены». Фабриканты и власти перешли к репрессиям против выборных. Болотин и его коллеги в своих прошениях писали о них, как о беглых. Выборных арестовали в Петербурге, посадили в тюрьму. Некоторые из них, в том числе Р. Дементьев, умерли «от тюремного сидения» и от «великого гладу». Других предводителей, находившихся в Москве, били плетьми, затем принуждали работать в «чепях и железах более месяца».

Однако настойчивость забастовщиков имела результаты. 30 сентября 1742 г. указ Сената в Мануфактур-коллегию признал вину фабрикантов в самовольной убавке жалованья рабочим и требовал определения размеров удержаний из их зарплаты. Но тут же Сенат предписал наказать суконников за прекращение работы и уход с мануфактуры. Из указа видно, что рабочие опять «на работу не ходили». В 1742-1749 гг. рабочие и фабриканты предъявляли друг другу контрпретензии. Первые снова и снова объявляли забастовку. Власти в 1747 г. то заявляли, опасаясь новых волнений, об «отпущении вины» рабочим, то приказывали бить нещадно плетьми «пущих зачинщиков» и челобитчиков. Движение то затихало, то вспыхивало снова.

7 июля 1749 г. по указу Сената велено было «пущих заводчиков… в страх другим бить кнутом и, вырезав ноздри, сослать в дальние города в ссылку вечно». Других тоже наказывали и ссылали на каторжные работы. Третьих били плетьми и насильно заставляли приступать к работе. Так было подавлено это примечательное по своей стойкости движение московских суконщиков.

Волнения на московском Суконном дворе вновь начались в 1762 г. В феврале туда явился князь Мещерский с солдатами для наказания ученика Ф. Андреева «за ложное сказывание ее императорского величества слова и дела». Андреев по уговору с рабочими собирался сообщить в Мануфактур-контору, что владельцы недоплачивают суконникам заработанные ими деньги, примешивают плохую шерсть к хорошей. Попытка наказать Андреева плетьми вызвала отпор рабочих.

До 50 «фабричных», «ухватя оного Андреева, сечь не дали и, в великом азарте ворвавшись в контору фабрики, чинили превеликий шум». Они хотели «бить смертно» мастера и служителей. Рабочие стащили с крыльца и били сержанта. Своих предводителей рабочие, несмотря на «пристрастные» допросы, так и не выдали. В конце концов зачинщиков били плетьми, а «согласников» – батогами. Подписку о том, что «своевольно» не будут отлучаться от работы, дали только 405 человек, а 945 человек отказались дать подписку, хотя и согласились словесно выполнить это указание.

Московские суконники приняли активное участие в Чумном бунте 1771 г. Волнения среди рабочих произошли в 1797 г., когда суконная мануфактура принадлежала князю Долгорукову.

Статья написана по материалам книги Буганов В.И. “Страницы летописи Москвы”, М., “Московский рабочий”, 1986 г.