После «великого отступления» русской армии и потери ей ряда крепостей в Польше 21 августа в Ставку прибыл император Николай II и объявил о своем твердом решении принять Верховное Главнокомандование. Генералитету ничего не оставалось, как подчиниться монаршей воле. Таким образом, царь сосредоточил в свои руках непосредственное управление не только громадной страной, но и армией.

Как справедливо замечают современные ученые, до Николая II, совместившего в свои руках всю полноту государственной гражданской и военной верховной власти, подобными властными прерогативами пользовался только Петр I (Португальский P.M., Рунов В.А. «Верховные главнокомандующие Отечества», М., 2001, с. 97).

Этот шаг довольно неоднозначно оценивался современниками. С одной стороны, приняв Верховное Главнокомандование, Николай II отныне оказывался в центре критики за возможные неудачи на фронте. С другой стороны, самодурство и военная некомпетентность великого князя Николая Николаевича стали слишком очевидны императору, чтобы он мог позволить и дальше сносить это. На фоне непрестанных поражений и неумения Верховного Главнокомандования исправить ситуацию фрондерство Ставки, ее нежелание считаться с Советом Министров, безумные решения становились совсем нетерпимы.

Исключительно плохой подбор ближайших сотрудников, навязанных великому князю в начале войны, но не смененный им за весь год своего главнокомандования усугубил вопиющую некомпетентность Верховного Главнокомандующего донельзя. Почему-то, когда все справедливо говорят о военной несостоятельности Николая II как полководца (полковник, мол), то забывают, что генерал-адъютант великий князь Николай Николаевич (участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг., в возрасте двадцати лет) уже во время войны своим руководством исключительно усугубил издержки предвоенной неготовности страны к войне.

Безусловно, занимая пост Верховного Главнокомандующего, император Николай пытался решить сразу несколько проблем. Во-первых, требовалось восстановить единство фронта и тыла. Законодательство военного времени, четко разграничивавшее полномочия армейских и тыловых центров власти, было рассчитано на то, что во главе вооруженных сил встанет сам царь. Как уже говорилось, руководство всех великих держав, вступающих в июле 1914 года в Первую мировую войну, было уверено в скором ее победоносном окончании.Чуть ли не единственным исключением стали англичане, не имевшие сильной сухопутной армии и убежденные, что борьба с Германией будет вестись на измор и никоим образом не будет окончена спустя каких-то полгода с момента первых выстрелов.

Поэтому Николай II ставит во главе Действующей армии и, следовательно, руководителем фронтовой зоны своего дядю — великого князя Николая Николаевича. Последний являлся единственным представителем династии Романовых, окончившим Николаевскую академию Генерального штаба, а потому считался наиболее подготовленным военачальником, достойным занять пост Верховного Главнокомандующего, Военная служба великого князя, руководство кавалерией, военными округами, гвардией — лишь, как казалось, укрепляли в этом мнении.

Распоряжения Ставки вызывали резкое противодействие правительства. Однако Верховный Главнокомандующий не желал считаться с мнением министров, порой вызываемых на совещания в Барановичи. Великий князь Николай Николаевич даже стал пытаться направлять внешнюю политику государства, завязывая собственные дипломатические отношения (например, переговоры с Румынией или взаимодействие с Сербией), не говоря уже о ведшихся в Ставке совещаниях с представителями союзных держав. Отношение к проблеме Черноморских проливов — тому подтверждение. Между тем, невзирая на военное время, внешняя политика всегда оставалась исключительной прерогативой Николая II.

Во-вторых, своего упорядочения требовало и стратегическое руководство Действующей армией. Через полгода войны, когда, по уверению европейских Генеральных штабов война должна была закончиться, еще ничего не было решено. Армии Юго-Западного фронта увязли в Карпатах, армии Северо-Западного фронта остановились перед Восточной Пруссией, а боеприпасы уже жестко лимитировались: несколько снарядов в день на орудие. Тем не менее Ставка принимает план наступления на всех фронтах, что вполне логически закончилось поражением на всех направлениях (Августов в Восточной Пруссии и Горлицкий прорыв перед Карпатами).

В течение кампании 1915 года русская Действующая армия, обескровленная и не имевшая боеприпасов, отступала, оставляя противнику Галицию, Польшу, Литву. Казалось, что роль Ставки должна была только возрастать — во имя координации общих действий и перераспределения скудных резервов и технических средств ведения боя между фронтами. Однако, отдавая весной категорические приказы и распоряжения о принципе ведения военных действий («Ни шагу назад!»), в августе растерявшаяся Ставка стремилась отстраниться от непосредственного руководства войсками. Так, сам генерал-квартирмейстер Ставки Данилов Ю.Н. пишет: «Верховное главнокомандование в течение последних чисел июля и начала августа продолжало себя держать слишком нейтрально по отношению к событиям на фронте» (Данилов Ю.Н. «На пути к крушению», М., 2000, с. 31). К лету 1915 года стало ясно, что эта Ставка не может являться действенным органом Верховного Главнокомандования.

В августе 1915 г.: снарядов нет, резервов нет, крепости сданы, Действующая армия — обескровленная и морально надломленная — откатывается в глубь Российской империи. В Ставке, оказывается, продолжали искать виновников разгрома. Как и в начале войны, это оказались «предатели» в тылу, «шпионы» на фронте и все еврейское население России поголовно…

В-третьих, свою роль, безусловно, сыграла и личность великого князя Николая Николаевича. Популяризация Верховного Главнокомандующего в вооруженных силах летом 1915 года достигла своего пика. Это есть парадокс общественного массового сознания, когда фигура, на которой самой логикой лежит главная ответственность за ход и исход военных действий, в глазах миллионов сограждан остается в стороне от поражений, одновременно являясь вдохновителем всех побед. Взаимовлияние фронта и тыла увеличивало эту популярность.

Громадную роль здесь сыграла супруга великого князя, развив энергичную деятельность по наводнению прессы соответствующей информацией. А также — пропаганда либеральной оппозиции, которая при Ставке первого состава получила доступ к кредитам на оборону, которые практически не контролировались властями. Противопоставление фигур великого князя Николая Николаевича, поддерживаемое позицией самого великого князя, и императора помогало оппозиции вести борьбу за власть посредством подрыва авторитета Николая II на якобы выигрышном фоне его дяди.

Тогда происходит и организационное оформление оппозиции, создавшей организации, работавшие на оборону — Земгор. И не случайно образовавшийся в недрах Государственной думы Прогрессивный блок, взявший курс на борьбу с существующим режимом, был образован почти сразу после принятия императором Верховного Главнокомандования.

Действительно, нельзя говорить, что великий князь Николай Николаевич претендовал на трон Российской империи. Однако пользовавшиеся его именем силы умело манипулировали таковой потенциальной угрозой, дабы и дальше расшатывать власть Николая II. Популяризация великого князя как полководца, противопоставляемая «засилью тёмных сил» в Царском Селе, — это путеводная нить оппозиционной пропаганды. Православный публицист П.В. Мультатули считает даже, что смена Верховного Главнокомандования в 1915 году являлась (помимо исправления ситуации на фронте) «превентивным ударом» императора по планам государственного переворота, имевшего «целью ограничение власти Царя».

Вероятно, что определенные оппозиционные круги действительно делали ставку на переворот, в котором существенную роль должен был сыграть великий князь Николай Николаевич, — хотя бы в виде знамени, которое не допустит волнений генералитета и сохранит Россию в войне. Заигрывания Верховного Главнокомандующего с крупной буржуазией, лоббирование ее интересов в обход Совета министров, связи с либерально настроенными министрами, наконец, лидерство в русской «партии ястребов» показывали, что великий князь Николай Николаевич послужил бы великолепной ширмой для реализации планов, вынашивавшихся оппозицией.

Образование Прогрессивного блока во главе с Гучковым А.И. в эти дни означало создание штаба либеральной буржуазии в недрах Государственной думы. Того штаба, что взял курс на государственный переворот в виде отстранения от власти императора Николая II и установление конституционной монархии по британскому образцу, в котором реальная власть принадлежит крупному капиталу.

Намерения оппозиционных сил по ограничению власти царя, несомненно, находили отклик у великого князя Николая Николаевича и, не менее очевидно, что император знал об этом. Следовательно, Николай II смещал своего дядю не столько в силу какой-либо «ревности» во властолюбии великого князя, сколько в связи с опасениями переворота против интересов России, как их понимал император.

Что же касается намерения царя исправить положение на фронте, то существует точка зрения, что смена Ставки в августе 1915 года произошла не просто так, а в связи с подготовкой французами сентябрьского наступления в Шампани. То есть царь намеревался возглавить Действующую армию в момент, когда противник должен был остановиться. Возможно, что учитывалось и это. Но французы пытались атаковать и весной, и это не задержало перебросок ударных германских дивизий на Восточный фронт, а удар под Аррасом закончился ничем.

Отступление на востоке продолжалось, и 21 августа никто не мог предсказать, как скоро оно закончится. Очевидно, что в Петрограде осознали, что в сложившейся ситуации Ставка является скорее препятствием, нежели руководством. Поэтому, чтобы остановить вал беженства, насилий в прифронтовой зоне, панику высших штабов и продемонстрировать волю верховного руководства страной к продолжению борьбы, Ставка первого состава и была расформирована.

Наверное, тандем великий князь Николай Николаевич — генерал Алексеев М.В. и был бы удачнее, так как это вверяло управление фронтами в руки общепризнанного профессионала (великий князь Николай Николаевич, в отличие от царя, воспринимался высшим генералитетом именно так), одновременно позволяя царю оставаться в стороне от неблагоприятного хода событий. Но Николай II, сделав первый шаг (смена Ставки), сделал и второй, являвшийся продолжением первого (занятие поста Верховного Главнокомандующего).

Нельзя не подтвердить то справедливое мнение, что сменить великого князя на посту Верховного Главнокомандующего мог лишь сам император. Ни один генерал не мог теперь стать Главковерхом, ибо авторитет великого князя уступал авторитету только царя уже в силу самого статуса. Кроме того, с устранением великого князя Николая Николаевича руководство вооруженными силами выходило из-под наметившегося уже влияния политических противников царизма. Теперь оппозиции придется обрабатывать всю армейскую верхушку и прежде прочих нового начальника штаба Верховного Главнокомандующего, пост которого занял генерал Алексеев М.В. Соответственно реализация планов либеральной буржуазии, ведомой Прогрессивным блоком, военно-промышленными комитетами и Земгором, откладывалась в неопределенное будущее.

Следует сказать несколько слов о двух русских Главковерхах до Февраля. Итак, император Николай II весь первый год войны занимал двойственную позицию, которую он был вынужден занять вследствие настояний своего окружения и расчетов руководителей военного ведомства на скоротечную войну. Являясь Верховным вождем вооруженных сил Российской империи, царь назначает Верховным Главнокомандующим своего дядю — великого князя Николая Николаевича.

Двусмысленность ситуации заключается в том, что фундаментальный законодательный документ, регламентирующий ведение государством войны — Положение о полевом управлении войск в военное время, — изначально составлялся в расчете на то, что Верховным Главнокомандующим будет сам император. Казалось бы, естественное дело — глава государства одновременно является главой Действующей армии и военно-морского флота. Вполне естественно, это не предполагает, что Главковерх является полководцем — для того существует пост начальника штаба Верховного Главнокомандующего и профессионалы своего дела, в данном случае — военного дела.

В таком ракурсе составлялось, например, руководство в Германии. Кайзер Вильгельм II занимал пост Верховного Главнокомандующего, а фактическим полководцем (хотя, конечно, в современную эпоху, пользуясь выражением Свечина А.А., полководец может быть только «интегральным», то есть это коллектив) являлся начальник большого Генерального штаба. В России такого поста не существовало, но вместо него — Наштаверх.

Действительно, великий князь Николай Николаевич оставался в мобилизационном расписании Главковерхом до 1910 года, когда новый военный министр генерал Сухомлинов В.А., изменив расписание, обозначил там Главковерхом самого царя. После этого великий князь не участвовал в военных играх высшего генералитета, проводившихся, разумеется, под эгидой военного министра, и даже сорвал одну из них. Теперь, с началом войны, великий князь Николай Николаевич должен был занять пост командующего 6-й армией, прикрывавшей столицу. То есть войсками, которые не участвовали бы в боевых действиях.

Мировая война, ведущаяся всей нацией и государством, при размытом понятии фронта и тыла, всегда, так или иначе, управляется главой государства. Опыт обеих мировых войн двадцатого столетия подтверждает это, а закрепление в современных конституциях нормы, что Верховным Главнокомандующим является президент, то есть глава государства, доказывает правильность данного вывода. Тем не менее, предположение, что Большая европейская война будет скоротечной, побудило императора Николая II передать пост Главковерха своему дяде. Этот шаг, если не брать в расчет самого царя, был самым правильным: в той местнической военной машине, которой являлась русская.

Главковерхом мог быть либо наиболее авторитетный в своей безусловной исключительности генерал (таковой отсутствовал), либо лицо императорской фамилии. Самым подготовленным по праву считался великий князь Николай Николаевич — единственный член Дома Романовых, закончивший Академию Генерального штаба. Конечно, император был полон намерений сам встать во главе Действующей армии, что было вполне логично и естественно.

Вынужденный отказаться от данного шага с самого начала, царь выжидал удобного момента для реализации своих полномочий. Поэтому «с самого начала Великий князь был предупрежден о том, что это назначение носит временный характер. 20 июля 1914 года Правительствующему Сенату был дан именной Высочайший указ: «Не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера стать теперь же во главе наших сухопутных и морских сил, предназначенных для военных действий, признали мы за благо всемилостивейше повелеть нашему генерал-адъютанту, главнокомандующему войсками гвардии и Петербургского военного округа, генералу-от-кавалерии Е.И.В. Великому князю Николаю Николаевичу быть Верховным Главнокомандующим».

Таким образом, и в официальном документе также содержится намек на то, что назначение Великого князя носит вынужденный и временный характер. Это сразу поставило Верховного Главнокомандующего, получавшего огромную власть, в весьма двойственное, ущербное положение» (Айрапетов О.Р. «Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию. 1907-1917», М., 2003, с. 36).

Другой вопрос — профессионалы в окружении Верховного Главнокомандующего. От подбора этих людей, по сути, зависела судьба стратегического планирования на театре военных действий, так как сам великий князь последний раз был участником войны в 1877 году в конфликте с Турцией. Начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Янушкевич Н.Н. оказался настолько непригоден к своей должности, что можно только удивляться, как такой канцелярист вообще мог занимать перед войной высокие военные посты и, в частности, должность начальника Главного управления Генерального штаба. Фактически стратегией Ставки Верховного Главнокомандования руководил генерал-квартирмейстер генерал Данилов Ю.Н. — автор последних предвоенных планов войны против Центральных держав.

Этот доктринер не пользовался авторитетом в среде высшего генералитета, а потому война как совокупность операций вообще велась главнокомандованиями фронтов. Оба этих человека никогда не участвовали в войнах, а генерал Янушкевич к тому же вообще никогда не служил в строю. Это и есть первый и самый главный итог деятельности Ставки первого состава.

Брусилов А.А. справедливо вспоминал о великом князе: «Это — человек, несомненно, всецело преданный военному делу и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло… Назначение его Верховным Главнокомандующим вызвало глубокое удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданные им приказания должны быть исполнены, что отмене они не подлежат, и никаких колебаний не будет… Я считал его отличным главнокомандующим. Фатально было то, что начальником штаба Верховного Главнокомандующего был назначен бывший начальник Главного управления Генерального штаба Янушкевич, человек очень милый, но довольно легкомысленный и плохой стратег. В этом отношении должен был его дополнять генерал-квартирмейстер Данилов, человек узкий и упрямый» (Брусилов А.А. «Мои воспоминания», М., 1983, с. 64-65).

Правда, что великий князь Николай Николаевич первоначально желал составить свой штаб из профессионалов. Наштаверх — первый начальник русского Генерального штаба генерал Палицын Ф.Ф. Генерал-квартирмейстер — наиболее подготовленный к роли стратега военачальник генерал Алексеев М.В. Этот состав Ставки был бы оптимален и, как представляется, в таком случае не были бы допущены те ошибки, что привели к тяжелейшим поражениям и неудачам. Достаточно сказать, что именно генерал Алексеев занял должность Наштаверха при императоре Главковерхе, а до этого всё тяжелейшее лето 1915 года фактически в одиночку сопротивлялся натиску австро-германцев в Польше, руководя восемью армиями из одиннадцати.

Тот состав Ставки, что оказался в реальности, целиком и полностью лежит на совести военного министра генерала Сухомлинова В.А., навязавшего его императору. Военный министр понимал, что при той Ставке, что будет выбрана самим великим князем, он не будет иметь на нее никакого влияния. В то же время генерал Сухомлинов сам мечтал занять пост Верховного Главнокомандующего и, когда выбор царя определился не в его пользу, составил штаб Ставки из собственных креатур. Результат оказался самым плачевным, ибо великий князь Николай Николаевич не мог спорить с императором (назначение членов Ставки осуществлялось волеизъявлением царя), а потом и сам смирился с этими людьми.

Положение и репутация императора Николая II и великого князя Николая Николаевича в действующих армиях резко отличались друг от друга и были парадоксальны настолько, насколько можно себе представить. Так, император постоянно выезжал на фронт. Разумеется, не на передовую, но — в войска, которые располагались сравнительно недалеко от линии фронта. Все эти посещения тщательно фиксировались им в своем дневнике.

Например, 31 октября 1914 года царь побывал в крепости Ивангород, под которой всего две недели назад шли ожесточенные бои с главными силами немцев. Другой, наиболее показательный пример, — это посещение войск Кавказской армии в тот момент, когда турки уже перешли в наступление, пока еще не раскрытое и не воспринятое русскими. Царь со своей свитой на автомобилях даже проехал от железнодорожной станции Сарыкамыш до Меджинкерта, где награждал отличившихся в боях чинов армии (1200 чел.). Продвижение императорского кортежа было засечено турецкими наблюдателями, так как неприятельская разведка уже выдвигалась вперед. Впоследствии турки сожалели, что не совершили нападения на русского императора, так как не предполагали, что царский кортеж может быть столь скромным.

В свою очередь великий князь Николай Николаевич вообще не бывал в войсках Управление сражениями проводилось посредством совещания со штабами фронтов Таким образом, Главковерх находился либо в Ставке (Барановичи), либо во фронтовых штабах. Объяснений этому существуют два. Первое основано на субординации, на том, что великий князь «никогда не посещал войска на фронте, всегда предоставляя делать это Государю, так как опасался вызвал этим подозрение в искании популярности среди войск».

Второе — на личной храбрости: «…его решительность пропадала там, где ему начинала угрожать серьезная опасность… великий князь до крайности оберегал свой покой и здоровье… он ни разу не выехал на фронт дальше ставок главнокомандующих, боясь шальной пули… при больших несчастьях он или впадал в панику или бросался плыть по течению… У великого князя было много патриотического восторга, но ему недоставало патриотической жертвенности» (Шавельский Г. «Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота», Нью-Йорк, 1954, т. 1, с. 138).

При всем этом войска считали великого князя хорошим полководцем. Солдаты видели в нем заступника от деятельности «плохих генералов», а офицерский корпус рассматривал его как наиболее оптимальный вариант Верховного Главнокомандующего. В отношении же императора считалось, что он «несчастлив» именно как политический лидер и глава государства. В нем видели всего только «полковника», в то врем как в великом князе Николае Николаевиче — генерал-адъютанта. Иными словами, по мнению большинства различных чинов Действующей армии, от командармов до рядовых бойцов, великий князь являлся полководцем, а царь — нет. Характерно, что в эмиграции, уже зная ход и исход войны, мало кто из бывших высокопоставленных военных изменил свой взгляд на императора Николая II и его дядю.

Причин тому несколько. Во-первых, деятельность оппозиционной пропаганды, которой либеральная буржуазия намеренно противопоставляла царя великому князю в пользу последнего. Во-вторых, предвоенная деятельность великого князя Николая Николаевича на постах генерал-инспектора кавалерии, председателя Совета Государственной обороны, главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа оценивалась весьма высоко, так как сравнивалась с работой других великих князей на военных постах, а здесь, кроме генерал-фельдцейхмейстера великого князя Сергея Михайловича, и назвать некого. В-третьих, характер великого князя, внешность, манера поведения импонировали военным людям, в отличие от скромности и застенчивости царя.

Наконец, раздуваемая «распутиниана» побуждала видеть в великом князе одного из возможных преемников Николая II если не на троне, то на посту главы государства в военное время — диктатора. Само собой разумеется, что о срывах Верховного Главнокомандующего, его плачах в подушку в период поражений, необычайным образом выражаемый восторг и проч., никто не знал. Один из исследователей так писал о смене Верховного Главнокомандующего:

«Всегда уравновешенный Государь и был причиной резкого изменения положения на фронте после смены Верховного Командования. Уж, конечно, Государь не мог бы никогда плакать в подушку [после падения крепости Ковно], или задирать ноги, лежа на полу [о слухах отстранения Распутина от Двора], как это делал «мудрый полководец» Николай Николаевич» (Кобылий B.C. «Анатомия измены», СПб., 1998, с. 122).

В завершение сравнительной характеристики необходимо отметить главное — состояние вооруженных сил. В августе 1914 года великий князь Николай Николаевич получил в свое распоряжение превосходную кадровую армию, отлично подготовленную (по крайней мере, лучше французов и австро-венгров), имевшую активные наступательные планы, разработанные в мирное время, сносно оснащенную техническими средствами ведения боя и действовавшую против уступавшего в силах противника (равенство сил против Австро-Венгрии и несомненное превосходство против Германии). Все это богатство (по сравнению с ситуацией августа 1915 года) великий князь Николай Николаевич умудрился растранжирить уже к ноябрю.

Таким образом, нельзя было представить двух более разных людей, нежели царствующий племянник и его дядя. Но именно они занимали пост Верховного Главнокомандующего, и вступление царя в столь ответственную должность было вызвано прежде всего намерением изменить ход событий на фронтах, а также остановить ту безумную политику, что проводилась Ставкой первого состава в тылах Действующей армии.

Из книги М.В. Оськин «История Первой мировой войны», М., «Вече», 2014 г., с. 139-152.