И еще в нашей памяти останется навсегда старший лейтенант Игорь Тупик. Он командовал первым взводом нашей роты. В последнем бою, который выдался самым тяжелым за время всей службы в Афганистане, Игорь Тупик прикрыл собой всю роту. Многие из нас обязаны ему тем, что остались тогда живыми.

Об этом бое стоит рассказать подробно. 17 апреля 1986 года батальон вышел на боевую операцию. Задача состояла в том, чтобы во взаимодействии с афганскими подразделениями уничтожить крупное формирование мятежников. Днем мы совершили марш, а с наступлением темноты, оставив на месте броню, направились в зону противника. Проникли скрытно и к исходу ночи заняли указанные позиции.

Нашей 3-й роте выпала вроде бы второстепенная задача: прикрывать действия 2-й роты со стороны хребта, на котором гнездились сторожевые посты врага. А 2-я у подножия гор блокировала небольшой кишлак, где, по данным ХАД (служба безопастности), находился штаб моджахедов. На рассвете они были застигнуты врасплох. Бежать им было некуда. В плену оказался сам Хабибулло, руководитель группировки мятежников, его заместитель и еще 4 каких-то главаря.

Сил противника в этом районе оказалось много. Очень скоро моджахеды обложили батальон с трех сторон. Наступать начали с хребта. Но там встал на их пути взвод старшего лейтенанта Тупика. Он занял позицию выше ротного КНП, ближе к хребту, от остальных взводов его отделяла каменная гряда высотой 3-4 метра. Старший лейтенант с тремя солдатами «окопался» на небольшой высотке, откуда хорошо просматривались и позиции роты, и вся окружающая местность. Своим «КНП» он был доволен, вот только каменная гряда за спиной ему не нравилась…

В первые два часа боя во взводе Тупика появилось шестеро раненых. Но все атаки были отбиты. Наблюдая за действиями мятежников, офицер докладывал ротному, что они подтягивают новые силы. Вскоре моджахеды почти со всех сторон приблизились к нашим позициям. Их было в несколько раз больше, чем нас. Зная о своем численном превосходстве, бандиты поначалу действовали нагло и самоуверенно. Всякими способами давили на психику. Даже камни швыряли, приблизившись на минимальное расстояние. То ли понять давали: дескать, одними камнями забросаем. То ли рассчитывали, что кто-нибудь из наших поднимется взглянуть, кто там дурачится, и тогда…

Применяли мятежники и такую тактику: трое против нашего одного. Два автоматчика прижимали огнем к земле, не давая поднять головы, а третий бил из гранатомета… Одну такую «тройку» срезал меткой очередью Вася Конопелько. Другую уничтожил рядовой Сергей Ржицкий.

Явно пижонили поначалу душманские снайперы, демонстрируя свое «мастерство» с 20-30 метров. Одному из наших солдат сшибли мушку автомата. Возле укрытия, где находились Конопелько и рядовой Вячеслав Рева, стояло небольшое чахлое деревцо. «Духи» пулями срезали одну веточку, другую, затем отсекли верхушку и, наконец, срубили его под самый корень. Знай, мол, наших…

Тогда мне пришла в голову мысль: устроить для них приманку. Надел на трубу использованного гранатомета шапку, чуточку приподнял над валуном — ее тут же продырявило пулей. Снайпер, молодой солдат Андрей Чистяков мгновенно взял «коллегу-духа» на мушку и снял метким выстрелом. Затем я переполз в другое место и приманку повторил. На нее клюнул еще один бандит, и снова удачно сработал Чистяков. Позарился на мою шапку и третий «дух». И тоже поплатился за свою легкомысленную жадность. После этого поумерили свой пыл вражеские снайперы.

А меня от такой удачи охватило чувство азарта. В том бою я был за ротного санинструктора — Гена Городецкий приболел и в этот раз на задание не пошел. Хотя и не было еще раненых, сидеть на месте не пришлось. Выполнял приказания ротного. Подбрасывал ребятам боеприпасы, прикрывал их огнем, когда меняли позиции или перезаряжали оружие.

Вместе с рядовым Александром Феофановым отбивался от нескольких разъяренных бандитов. Когда в обороне роты образовалась брешь, закрыть ее послали меня и Сергея Ржицкого. А потом я случайно заметил, как выдвигалась во фланг роте большая группа мятежников, добрался до одного из сержантов и по радио доложил об этом командиру. Он вызвал вертолеты огневой поддержки. «Шмели» здорово поколошматили моджахедов.

Ну а когда появились раненые, мне и вовсе стало жарко. От позиции к позиции, от камня к камню — где ползком, а где броском, под огнем проскакивал к тем, кто нуждался в помощи. Делал обезболивающие уколы, перевязывал, переносил, перетаскивал ребят в безопасное место. Затем проведывал их поочередно, присматривал за ними, боялся, чтобы не добрались до них бандиты.

А бой разгорался все сильнее. В критическом положении оказался первый взвод. Помочь ему было почти невозможно — поддержать огнем из стрелкового оружия мешала каменная гряда. Попытаться преодолеть ее в ту или другую сторону — значило обречь себя на верную смерть. На гребне гряды стояла сплошная стена огня…

Командовавший тогда ротой старший лейтенант А. Пылявец приказал отделениям сержантов Геннадия Воронова и Сергея Шлемина прорваться на подмогу первому взводу. Однако не многим это удалось… На гребне гряды ранило в ногу Шлемина (второй раз за время службы в Афганистане). Кое-как подполз я к нему поближе, кинул ампулу с промедолом. Затем кому-то с первого взвода спустил с гребня ящик боеприпасов.

Уже восемь часов шел бой, а у меня еще не было ни единой царапинки, и все получалось, — наверное, поэтому появилась в моих действиях какая-то бесшабашность, какое-то лихачество, что ли. Иногда я делал то, что не надо было делать, рисковал там, где не надо было рисковать. Остановить меня пытался Саша Феофанов:
— Денис, ну что ты мечешься как угорелый? Тебе что — жить надоело? Остынь немного, полежи на месте.

Но разве будешь лежать, если зовут на помощь… Все-таки чуть позже близкий разрыв снаряда меня охладил. Это был наш снаряд. Старший лейтенант Тупик вызвал огонь на себя, а я в это время ползал где-то рядом. Тряхнуло меня крепко, о камни ударило, но контузило не сильно — быстро в себя пришел. С той минуты действовать стал осторожнее, осмотрительнее. А потом, ближе к вечеру, наступил момент, когда замолчала рация старшего лейтенанта Тупика, прекратилась артиллерийская поддержка и долго не прилетали вертолеты…

И поперли на нас моджахеды самым наглым образом, чуть ли не во весь рост. Вот тогда мне с тоской вспомнилось, что до «дембеля» осталось каких-нибудь десяток дней, что дома мать, наверное, уже готовится печь мои любимые пироги…

После боя старший радист рядовой Валерий Белуга, находившийся все время на КНП роты, рассказывал:

— Весь день в эфире только и слышно было старшего лейтенанта Тупика. Он наводил на цели вертолеты, корректировал огонь артиллеристов. Его дважды ранило, но он продолжал командовать. Трижды вызывал огонь на себя, когда остался один, и мятежники подкрадывались к нему совсем близко. Артиллеристы не хотели выполнять его команду, зато с ювелирной точностью укладывали снаряды вокруг его позиции, отсекая бандитов. Моджахедам очень хотелось взять офицера живым, но из этой затеи у них ничего не получилось.

Да, потом стало известно, что мятежники действительно стремились взять у нас нескольких пленных, чтобы затем обменять на своих главарей. И сделать это они пытались там, где оборонялся первый взвод. Потому и уделили ему «особое внимание»…

Подробности о подвиге старшего лейтенанта Тупика мне довелось услышать спустя два года после возвращения из Афганистана от бывшего замкомвзвода младшего сержанта запаса Игоря Михайлова.
— Когда моджахеды поднажали на нас, старший лейтенант решил отойти метров на тридцать, занять более выгодную позицию, а подходы к ней заминировать. С нами были два сапера — Коваль Паша и Березкин. Я, Сергей Левша и Угрюмов Коля прикрывали их, когда они ставили мины. Мятежники засекли нас, повели сильный огонь и стали заходить с флангов, чтобы отрезать от взводного. Надо было к нему скорее возвращаться. Я решил, что лучше не сразу всем, а поочередно. Сначала отправил Левшу и Угрюмова.

Они проскочили нормально, доложили командиру, что мины поставлены и что я сейчас вместе с саперами тоже буду к нему прорываться, пусть он нас прикроет. Об этом я передавал устно, потому что рация у меня не работала, случилась поломка. Взводный приказал рядовому Сергею Плевану выдвинуться немного вперед и поддержать нас огнем, но он не успел пересечь открытую, в десяток метров, площадку — был ранен. А бандиты в это время стали забрасывать нас гранатами. С очень близкого расстояния. Штуки три гранат мне удалось отбросить им обратно. Но все равно пришлось отойти, причем без прикрытия.

Когда перебегал, меня ранило пулей в бедро навылет. Саперы сделали перевязку. В этот момент прилетели МИ-24, и, пока они работали, мы успели еще немного продвинуться ближе к взводному. Тут меня ранило снова, разрывной пулей в плечо. К счастью, касательно, рана была поверхностной, но я на какое-то время потерял сознание. А когда очнулся, мы посоветовались и решили прорываться по одному.

Наступил черед Березкина. Сначала он пополз, затем вскочил, побежал, но и его настигла автоматная очередь… Я с Ковалем укрылся под скалой. Починил рацию, связался с Тупиком. Доложил, что патронов у нас по десятку на брата, не больше, но есть еще килограмм тола, Паша Коваль заряд уже подготовил — на всякий случай… «Не смейте об этом и думать! — закричал командир. — Я буду прикрывать вас до конца. Держитесь! Я вам приказываю!»

И мы держались, как могли. Бандиты рыскали вокруг, мы слышали их голоса над собой, наверху, метрах в семи-восьми. Старший лейтенант вызывал артиллерию, я помогал ему корректировать огонь. Риск был погибнуть от своих же снарядов — иногда они рвались совсем близко, зато доставалось душманам: судя по воплям, у них были потери. Но вот… оборвался вдруг голос нашего командира. Я понял: что-то с ним случилось. Не хотелось верить, что погиб. Надеялся, что только ранен.

Наша артиллерия умолкла, «духи» очухались и, наверное, снова стали нас искать. Сверху посыпались камушки, мы насторожились. Вдруг из-за камня показался бандит, Коваль выстрелил в него почти в упор. Когда стемнело, нас снова стали забрасывать гранатами. Одна из них упала Ковалю прямо между ног. Он закричал. «Откинь!» — успел я ему крикнуть. Паша отпихнул гранату, но недалеко. Взрывом ему оторвало ногу ниже колена. А у меня ни бинта, ни промедола, ничего. «Надо ползти к своим, — решил я, — иначе все, конец».

Полз на спине, держа зубами ремень автомата. Сзади грохнуло еще два взрыва. Я испугался — подумал, что бандиты добивают Пашу. Нет, они кинули гранаты на мой рюкзак. Через какое-то время удалось добраться до своих. Рассказал, где лежат раненые, и замполит роты старший лейтенант Драница сразу же туда направился с группой солдат. А потом мне сказали, что Игорь Тупик убит.

Рядом с ним в тот момент был Сергей Шлемин. Несмотря на ранение, он все-таки пробился к нашему взводному. Видел, как тот, корректируя огонь артиллеристов, приподнялся из-за валуна, чтобы посмотреть, где разорвался снаряд. Пуля попала Игорю в шею… Он погиб ради того, чтобы спасти нас. Узнав о гибели командира, я не мог сдержать слез. Я плакал и проклинал этот мир с его войнами…

Когда умолк старший лейтенант Тупик и артиллеристы прекратили огонь, наступил самый тяжелый момент боя. Мятежники полезли со всех сторон, как саранча. Позиции роты буквально кипели огнем. И вот тогда, хотя и грохотало кругом, я услышал страшный крик… Понял: кого-то сильно ранило. Позабыв обо всем, о смертельной опасности, о том, что надо быть осмотрительнее и осторожнее, я кинулся туда, откуда он доносился.

Кричал Вася Конопелько, на чем свет стоит проклиная душманов. Над позицией, где он находился вместе с Ревой, вверх стволом торчал пулемет. Ориентир для противника — лучше не придумаешь. А вокруг огонь пляшет и камни дымятся. И еще вижу: «духи» к ним подкрадываются, двое непрерывно из автоматов лупят, а третий уже гранатометом прицеливается… Но выстрелить он не успевает — Сергей Ржицкий издали скашивает его меткой очередью.

Я же в этот подходящий момент делаю бросок вперед, падаю наконец в маленькую каменную крепость Конопелько и Ревы, с трудом протискиваюсь между ними, хватаюсь за пулемет, но пуля попадает между пальцами, обжигает, я невольно отдергиваю руку, гляжу на нее — цела! А показалось, что пальцы оторвало… Снова хватаюсь за пулемет, даю пару очередей. Кажется, отхлынули моджахеды — теперь и перевязывать можно.

Справа от меня Рева: схватился руками за голову, кровь ручьями. Осматриваю рану, вижу — пулей содрало кожу на голове, крови много, но ранение легкое, ничего страшного. Поворачиваюсь к Васе. Он уже притих, сам себе сделав обезболивающий укол. Но тело его все еще било, как под током. Одна пуля попала ему в лодыжку и разорвалась в ступне, другая продырявила голень той же ноги, третья — бедро. Трудно представить, какая страшная непереносимая боль простреливала его тело.

Я перевязал ему раны, перевязал голову Реве. Вячеслав пришел в себя и снова взялся за пулемет, а я лихорадочно соображал, куда и как переместить Васю Конопелько. Тем путем, каким сюда сам добрался, нельзя — убьют обоих. Выход был один — обрыв, что справа, рядом. На крутом спуске мы не удержались и покатились кувырком… Ожесточенный, яростный бой закончился, когда уже совсем стемнело. На месте схватки осталось около 300 вражеских трупов. Так и не смогли моджахеды одолеть нашу роту.

Через неделю после того боя мы, «весенники», — те, кому положено увольняться в запас весной, — уже прощались с боевыми друзьями и командирами, прощались с Афганистаном. И было нам и радостно, и грустно. Радостно оттого, что ждала нас встреча с Родиной, с родными и близкими, ждала мирная жизнь. А грустно потому, что возвращались не все, кто вместе с нами туда пришел, и еще продолжалась необъявленная война.

1 мая я (В. Денищенков) уже был дома, за праздничным столом! И казалось мне, что это не явь, а сон… Иногда с беспокойством ощущал отсутствие ремня автомата на плече… А в музыке маршей слышались звуки боя. Наверное, не описать, как счастливы были видеть меня живым и здоровым (ни одного ранения, а царапины не в счет) мои родители, младший брат Саша, Юля. С гордостью поглядывал на меня отец: ведь я выполнил его наказ — не подвел нашу династию разведчиков.

На месяц или на два позже, после лечения, вернулись домой Игорь Михайлов и Сергей Шлемин. Игорь — в Москву, Сергей — в Гомель. Оба награждены орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». Дольше всех, на целых полгода, задержался в госпиталях Вася Конопелько. Зато ногу ему врачи спасли — он даже ничуть не хромает. В военкомате ему вручили орден Красного Знамени.

Иногда мы встречаемся. Припоминаем подробности боев. А их на нашу долю выпало около семидесяти. Вспоминаем командиров, боевых друзей, ребят, которые не вернулись. Вспоминаем Афганистан, в пламени которого прошли особую закалку, прошли проверку на верность военной присяге, приказу Родины, интернациональному долгу…

В.С.  Денищенков «В пламени Афганистана», из книги «Время и судьбы: Военно-мемуарный сборник», выпуск 1, сост. А Буров, Ю. Лубченков, А. Якубовский, М., «Воениздат», 1991 г., с. 327-332.