Стоял хмурый, холодный, слякотный зимний день, когда мы грузились в эшелон для отправки в Афганистан. Я, можно сказать, напросился туда добровольцем…

В то время в части было уже несколько офицеров, вернувшихся из Афганистана, награжденных орденами и медалями. В беседах с нами рассказывали, что идет там война самая настоящая, что душман — это не какой-нибудь бандит-самоучка, а враг — жестокий, коварный, обученный инструкторами из армий западных стран, хорошо вооруженный, владеющий тактикой действий в горах, физически выносливый.

Мы слушали их с огромным интересом, внимая каждому слову. И все-таки, как ни ярки, как ни убедительны были рассказы участников афганских событий, мы не могли представить в самой полной мере, что нас там ждало, что нам предстояло перенести и пережить. Во всяком случае, я никак не мог себе представить, что меня могут убить. Ранить могут — это я допускал. Но чтобы убить — нет, такого со мной никак не могло случиться! Что такое война, понять, наверное, можно только тогда, когда сам сквозь нее пройдешь, прочувствуешь ее на себе.

До отправки эшелона оставалось немного времени, но мы поговорили и даже сфотографировались. На все пожелания и наставления родителей я ответил одним словом:
— Прорвемся!

Денищенков В.С.

Это слово перешло в мой лексикон от деда — Петра Денищенкова, бывшего фронтового разведчика. Как-то рассказывал он один из эпизодов: его разведгруппа попала в западню, устроенную фашистами, выбраться из нее не было, казалось, ни единого шанса. Но командир заверил: «Прорвемся, ребята. Только бы до темноты продержаться». Продержались до ночи и выскользнули и3 западни просто чудом…

Дед Петро был лихим разведчиком, с войны вернулся с двумя орденами Славы, Отечественной войны и Красной Звезды, медалью «За отвагу». И отец мой, Сергей Петрович Денищенков, тоже разведчиком был. Партизаном. В 14 лет заслужил медаль «За отвагу». Я тоже начинал службу в разведподразделении. Вот почему говорил мне отец на прощание: «Не подведи нашу династию…»

И дед и отец рассказывали о своих боевых делах неохотно и скупо. Особенно отец. Зато я читал о его подвигах в книгах — в сборниках очерков «Бойцы ушли на задание» и «Рядом с отцами». Читал, представлял и будто зримо видел юного партизана Сережку Денищенкова… Восхищался его бесстрашием, отвагой и находчивостью. Переживал и волновался, когда ему грозила смертельная опасность.

В первом ряду, второй слева командир батальона, в котором служил Владимир Денишенков, — майор Быков Г.В.

Мысленно вместе с ним и его дружками-сверстниками собирал на местах былых боев оружие и боеприпасы и передавал партизанам. Ни много ни мало — 60 винтовок, 16 пулеметов, 8 автоматов, десятки мин и гранат, несколько ящиков патронов. Вместе с ним был проводником у войсковых разведчиков, приходивших из-за линии фронта. С гордостью получал от них нелегкие задания. И выполнял, рискуя жизнью, рискуя на каждом шагу попасть в лапы фашистов.

Вместе с Сережкой Денищенковым и его друзьями я просился в партизанский отряд и вместе с ними огорчался, когда отказывали: «Слишком возрастом малы, подрастите еще немножко». А разве можно было ждать? Пока подрастешь, — чего доброго, война закончится. Потому и не ждали, действовали самостоятельно. Минировали дороги, подрывали вражескую технику. Сожгли фашистский самолет и уничтожили его экипаж.

Словом, делом доказали, что способны наравне со всеми взрослыми сражаться с ненавистными оккупантами. И тогда их приняли в партизанский отряд «За Родину». Сережка Денищенков был признанным мальчишечьим командиром, выделялся среди юных бойцов ростом и силой, отвагой и находчивостью, природной сметкой — этим, видимо, и приглянулся фронтовым разведчикам. Через некоторое время его взяли в отряд особого назначения, которым командовал майор Шестаков.

Иногда мне казалось, что не Сергей Денищенков, мой будущий отец, а я, Володька, его сын, наводил советских летчиков на фашистский аэродром под Брянском и торжествовал, видя, как пылают десятки вражеских самолетов! Что это я однажды во время разгрома одного из гитлеровских гарнизонов столкнулся лоб в лоб с удирающим бургомистром, взял его в плен и бегом-бегом погнал к партизанам…

Так я примерял отцовские подвиги, мысленно ставя себя на его место, задумываясь над тем: смог бы ли, как он?.. Я восхищался его подвигами и гордился. И завидовал. Завидовал тому, что отцовская юность совпала с героическим временем. И удручался. Тем, что сейчас ни испытать, ни проявить себя негде. Разве что в армии?

К службе я готовился серьезно. Закалялся физически. Сам для себя выбрал род войск — ВДВ. Если служить — так там, где труднее, интереснее, где больше романтики. В институт с первого захода я по конкурсу не прошел, год работал слесарем на заводе, занимался в аэроклубе, осваивал парашютное дело. Затем сделал еще одну попытку поступить в институт. Она увенчалась успехом, я стал студентом Минского государственного педагогического института иностранных языков. После первого курса меня призвали в армию. Честно говоря, не хотелось прерывать учебу, но я понимал, что пришло время отдать долг, и отдать его надо не как-нибудь, а на совесть и честно, как подобает сыну фронтовика…

В нашей роте было двое сыновей фронтовиков: я и еще Саша Соловьев. Тоже солдат. Сашин отец, Соловьев Георгий Демидович, в семнадцать лет добровольно на фронт ушел, боевые награды имеет. И Саша старался выполнять свой воинский и интернациональный долг так, чтобы родители могли его боевыми делами гордиться. Трех медалей «За отвагу» удостоился он за свои подвиги.

Меня и Сашу Соловьева к медали «За отвагу» представили за один и тот же боевой выход. Это в конце сентября было. В «своей» провинции мы уже навели порядок: моджахеды перестали обстреливать наш лагерь реактивными снарядами, даже дороги не минировали и засады не устраивали. Тогда нас и послали в соседнюю провинцию, где несколько банд не давали населению покоя. Прибыли мы туда днем, остановились лагерем среди огромного безжизненного плато, вокруг только россыпи камней да верблюжья колючка.

Жара еще стояла под плюс пятьдесят. Но мы уже и не такое пекло переносили. Ночью, правда, легче — прохладнее. Наша же основная работа — в «ночную смену»… Вечером на боевых машинах пехоты совершили марш. Не доезжая до назначенного пункта километров двадцать, спешились. Дальше — в колонну по одному, шаг в шаг, прокладывали в горах новую тропу. В полночь перемахнули через небольшой перевал и вышли к зеленой зоне. Внизу поблескивала речка, угадывались очертания кишлака. В нем затаилась банда.

Наша задача ее уничтожить. Стараясь ни единым звуком себя не выдать, окружаем кишлак. Каждому отделению предстоит проверить по два дувала. Подбирались к ним огородами, залитыми холодной горной водой. Купель неприятная: перепад температуры весьма ощутимый. Наконец выползаем из этого болота. Высокий глинобитный забор совсем рядом. Ждем сигнала. Но вместо него неожиданно где-то далеко в горах ударила артиллерия, высоко над нами прошелестели в воздухе снаряды, и сразу же в дувалах загрохотали разрывы. Посвистывали осколки, некоторые из них на излете шлепались совсем рядом. Артналет прекратился так же внезапно, как и начался. Теперь нам — туда.

Пятнадцати минут хватило нам, чтобы очистить дувалы от «духов». Все обошлось благополучно, даже раненых не было. А главная удача в этот раз выпала отделению Васи Конопелько: среди документов, которые Саша Соловьев взял у мертвых бандитов, обнаружили бумаги и фотографию главаря.

Весть о том, что проклятый Махмуд-хан уничтожен, быстро разнеслась по всей провинции… По тому, как искренне радовались люди, как тепло нас благодарили, мы поняли, что значит для них это событие. Мы избавили их от страшного палача. Махмуд-хан со своей бандой терроризировал провинцию, держал в страхе население, обирал его, грабил, жег, пытал. Теперь бедный люд мог спокойно жить и трудиться…

На следующий день — новое задание: в ближайшем горном кишлаке уничтожить засевших там мятежников. Подошли к нему незаметно, долиной, ночью афганцы скрытно переправили нас через бурную речку, и мы застали противника врасплох. Моджахеды бежали, оставив оружие, различное снаряжение, документы. Но блокировали мы их основательно — никто не выскользнул… Очень удачно все получилось.

Через сутки, немного передохнув, снова в бой. В этот раз задача стояла сложнее: десантироваться в зоне, контролируемой мятежниками, захватить господствующую высоту, разведать укрепрайон. В зону полетели вечером. Сначала «шмели» (так мы называли вертолеты огневой поддержки) обработали вершины высот, затем мы стали десантироваться. Склон горы был слишком крутой — винтокрылым машинам сесть невозможно, поэтому они зависли метрах в пяти над землей, а мы прыгали на камни с боевой выкладкой в рюкзаках килограммов по 30-40.

В нас из кишлака стали бить из безоткаток, заговорили и соседние высоты. А наша вершина молчала. Мы поднимались наверх и ждали — вот-вот она ощетинится яростным огнем. Нет, этого не случилось. Вертолетчики передали по радио, что душманский пост, сидевший на «нашей» вершине полностью уничтожен, но с другой стороны высоты по пологому склону быстро поднимается большая группа мятежников. И тогда в гору устремился первый взвод, которым тогда временно командовал сержант Александр Шангин. И раньше бандитов достиг вершины! На считанные секунды, но раньше!

Кстати, там оказалась хорошо оборудованная позиция: окопы вкруговую, землянка, два пулемета ДШК и море всяких боеприпасов. Наши ребята обрушили на моджахедов шквал огня. Саша Шангин отвел душу из ДШК… Другой пулемет, правда, был разобран — его быстро собрали и тоже пустили в действие. Саша Соловьев, как снайпер, имел задачу убирать тех, кто больше всех кричит и руками машет, а также пулеметчиков и гранатометчиков. Справился успешно: двух вражеских пулеметчиков заставил замолчать.

Наше отделение обосновалось немного ниже вершины, по правому флангу. Там тоже обнаружилась позиция ДШК, но пулемет был неисправен. Я осмотрел его и сравнительно быстро определил неисправность. Пока занимался ремонтом, ребята прикрывали меня огнем. Но и сам я не забывал зорко наблюдать вокруг. Вскоре засек группу мятежников, которые ползли к вершине, намереваясь, видимо, скрытно подобраться к Шангину с тыла. Он в это время вел дуэль с бандитским ДШК, что находился на соседней сопке. Тут я схватил свое оружие и пополз наперерез моджахедам.

Заняв удобную позицию, внезапно полоснул по ним пулеметной очередью с фланга. Двое остались лежать неподвижно, остальные скатились обратно — туда, откуда приползли. А я вернулся и снова взялся за работу. Минут через 30 закончил ремонт и стал обстреливать из трофейного ДШК позиции мятежников.

Заставили мы противника раскрыть всю его огневую систему. Правда, неуютно и жарко было, когда моджахеды из кишлака и соседних высот обрушили на нас массированный огонь из всех видов оружия. Ушли мы оттуда поздней ночью. Сначала взорвали склад боеприпасов, заминировали склоны высоты землянку, окопы. Вася Конопелько шел замыкающим и еще одну мин воткнул на тропе. Примерно через час на ней подорвались мятежники, кинувшиеся нас преследовать.

Но мы уже далеко были, хотя и тащили на себе ДШК, другое трофейное оружие. Топали по горам километров пятнадцать, две тысячи метров вниз, столько же в гору и снова вниз. Когда выбрались из зоны противника и до своей брони дошли, на ногах еле держались. Зато какими желанными и приятными были потом несколько дней отдыха! Хотя и без дела не сидели, себя, оружие и технику в порядок приводили. Но это — совсем другое, это не в счет.

Командир батальона подвел итоги «войны» (так мы называли каждый боевой выход). Объявил фамилии наиболее отличившихся, тех, кого представляет к государственным наградам. Из нашей роты назвал Шангина, Скибу, Заболотнего, Ашмарова, Соловьева и меня.

Представленные к награждению сфотографировались вместе с комбатом, его замполитом, командирами подразделений. Такая у нас установилась традиция. Удостоенным этой чести вручалась потом фотография с надписью на обороте: такому-то по случаю представления к государственной награде за то-то и то-то. Подпись командира скреплялась круглой печатью. Делалось это на тот случай, если представление вернется или совсем затеряется где-то в высоких инстанциях… К сожалению, такое бывало не однажды, вот тогда и оставалась у солдата или сержанта фотография, как свидетельство проявленного им мужества…

продолжение

В.С.  Денищенков «В пламени Афганистана», из книги «Время и судьбы: Военно-мемуарный сборник», выпуск 1, сост. А Буров, Ю. Лубченков, А. Якубовский, М., «Воениздат», 1991 г., с. 311-319.