***

В 1812 году после двукратного поражения Косецкого и занятия Минска генерал граф Ламберт двинулся к Борисову. Неприятельская дивизия Домбровского, защищавшая этот город, заняла укрепленный мост на реке Березине. Граф Ламберт, чувствуя всю важность этого поста, атаковал мост 9 ноября с 14-м Егерским полком. Увлеченный своею храбростью, он был тяжело ранен близ самого редута. Батальоны, увидя его раненым, заколебались, а неприятель, заметя беспорядок, удвоил огонь и усилия.

Но граф Ламберт, сохраняя в эту трудную минуту совершенное спокойствие и хладнокровие, сказал окружавшему его войску: «Егери! Я остаюсь с вами; и здесь — или умру, или дождусь, пока вы для меня очистите в Борисове квартиру». Громогласное «ура!» было общим ответом; штыки храбрых егерей очистили предместное укрепление и дорогу в город.

***

В войну 1806 — 1807 годов с французами в отряде генерал-лейтенанта князя Волконского, под Станиславовым, ядро оторвало ногу Украинского мушкетерского полка рядовому, имя которого, к сожалению, неизвестно. Лекарь перевязал рану, и офицер посадил раненого на свою лошадь. Раненый взял в руку оторванную свою ногу, висевшую на жиле и преспокойно отправился в обоз. По возвращении войск лекарь объявил, что «антонов огонь» достиг до живота и что раненый должен умереть.

Услышав этот приговор врача, раненый нисколько не встревожился: напротив, обратясь к своим товарищам, уверял их, доказывая это и своим спокойствием, что он страждет мало, что смерть его легка и что он встречает ее равнодушно. Видя слезы своих товарищей, он утешал их, рассказывал о страданиях своего отца, умершего у себя в доме от каменной болезни, и о родном своем брате, сгоревшем в пожаре; благословлял Бога за то, что Он не допустил его до подобных этим мучений и сподобил умереть за веру, Царя и родину, и молил о ниспослании столь же славной смерти и его сыну.

Священник не имел нужды увещевать или утешать умиравшего, который давал всем пример необыкновенной твердости и величия духа, вполне сохранял их до последнего дыхания и умер как истинный христианин и солдат. Слезы его начальников и товарищей почтили память героя, которого имя одному Богу известно.

***

В 1813 году, 7 октября на другой день Лейпцигского сражения, когда наша пехота ворвалась в город чрез Дюбенские ворота, генерал-майор Эммануэль со своим конвоем, состоявшим из трех офицеров, трех унтер-офицеров и шести рядовых, следовал со стрелками в г. Лейпциг. Дошедши до большой площади, он поворотил направо, с намерением ехать к Люценским воротам, для обозрения движений отступающего неприятеля, но, не доходя еще до этого въезда, увидел скакавших человек двенадцать кирасиров Наполеоновой гвардии, составлявших конвой генерала Лористона.

Догнать, остановить и разоружить их было минутным делом. Продолжая потом свой путь к Люценскому въезду и увидев бегущих и бросающих оружие французов, он наскакал на них и взял в плен французского генерала Дювена. Но Эммануэль не заметил, что таким образом он неожиданно очутился посреди неприятелей. Находившийся при нем Киевского драгунского полка поручик Сакун сообщил ему об этой опасности.

Эммануэль окинул взором всю окрестность и удостоверился в справедливости сказанного. В таких обстоятельствах одно только присутствие духа и отважность могли его спасти от угрожающей беды. Дав шпоры лошади, он поскакал к пункту, куда стремился неприятель, — к разломанному мосту; тут увидел он нескольких французских офицеров, поспешно перебиравшихся на противоположную сторону по одному только бревну, уцелевшему от разрушенного моста, а позади них переправлялся какой-то человек, ведя за собой лошадь, которая поскользнулась и упала в воду; за этим следовал и другой.

Эммануэль повелительным голосом приказал двум последним сдаться в плен, угрожая смертью, если не исполнят. Эти слова и обещание пощады заставили их воротиться по тому самому бревну и сдаться. Один из них, раскрыв свой сюртук, объявил, что он граф Лористон. Его посадили на казацкую лошадь.

Но в то самое время, как Эммануэль собирался переехать поперек пересекающей ему дорогу улицы Люценского предместья, вдруг с правой стороны в нескольких шагах увидел он целый французский батальон, шедший в порядке, со многими офицерами впереди. Тут у Эммануэля мгновенно родилась одна из тех вдохновенных мыслей, которые в минуту великой опасности всегда являлись у него для спасения от беды.

Не запинаясь ни секунды, он громким голосом закричал им: «Бросайте оружие!» Батальон хотя и заколебался несколько от неожиданного появления русских в тылу своем и от возгласа, сделанного таким повелительным тоном, однако ни на что еще не решался: офицеры поглядывали друг на друга в недоумении; но Эммануэль, не дав им опомниться, вторично оглушительным голосом закричал: «Бросайте оружие!», и вместе с тем, с удивительным присутствием духа, обращаясь к трем офицерам и махая саблею, скомандовал: «Марш! Марш!» Офицеры, обнажив палаши, бросились стремительно и этим смелым нападением принудили батальон, взвод за взводом, положить оружие и сдаться военнопленными без малейшего сопротивления.

Таким образом, достались в плен: майор Ожеро, 15 штаб- и обер-офицеров и 400 нижних чинов. Чтобы скрыть от пленных малочисленность своего отряда, Эммануэль приказал им идти вперед, а сам отправился вслед за ними и лично представил всех Императору Александру.

***

В 1812 году 15 июля под Витебском граф Орлов-Денисов с Лейб-Казачьим полком и Черноморскою сотней атаковал три французских конных полка и обратил их в бегство. Преследование за ними так было быстро, что четыре лейб-казака вскочили на батарею, подле которой стоял Наполеон. Захваченные в плен на батарее, эти казаки были представлены Наполеону и по его повелению угощаемы.

Попировав, казаки отправились освежиться от жара. Сопровождаемые конвоем, они спустились с высокого берега к реке; все разом бросились в Двину, нырнули и, несмотря на выстрелы французов, очутились на другой стороне широкой реки, где явились к своим начальникам.

***

В октябре 1706 года Петр Великий предпринял сухопутный поход к Выборгу в намерении овладеть этим укрепленным городом, имевшим в то время не слишком сильный гарнизон. Войска начали подходить туда 11-го числа, а так как они шли тогда берегом, то и замечено было, что несколько купеческих судов тянулось от города в море.

Царь, желая захватить их, немедленно приказал бывшему с ним и весьма им любимому лейб-гвардии Преображенского полка сержанту Михаилу Щепотьеву, взяв небольшую команду, сесть с нею в лодки, какие только найдутся у берега, и остановить уходящие суда. Это было уже вечером; пока искали лодок, поднялся густой туман; шведские суда успели далеко уйти в море, и когда Щепотьев со своею флотилией, состоявшею из пяти, по большей части рыбачьих, лодок, отвалил от берега, уже наступила ночь.

Вся команда, посланная на поиск, состояла из сержанта Щепотьева, бомбардира Преображенского полка Дубасова, флотских унтер-офицеров Скворцова и Сенявина и 48 сухопутных рядовых. Несмотря на туман и ночное время, лодки пошли по направлению, которое должно было привести их к судам, но вместо того они в темноте наехали на крейсеровавший в тех местах шведский адмиралтейский бот «Эсперне» о четырех пушках и с экипажем в 108 человек, между которыми было восемь офицеров.

Не разбирая, какое это было судно, и несмотря на неравенство сил, русские лодки немедленно атаковали бот, положили на месте большую часть его команды, а остальных заперли под палубу. На помощь атакованным подоспел другой бот, но победители отразили его выстрелами из пушек на взятом судне и привели последнее к месту, где Петр Великий стал лагерем.

Петр, изумленный, как сам он писал к бывшему наставнику своему Зотову, этим «преудивительным и чудным боем», щедро наградил победителей, а тела убитых отправил в Петербург и велел предать их там земле с воинскими почестями, в сопровождении целого батальона.

***

В августе 1771 года, с небольшим через год после Чесменского боя, один из участвовавших в нем, молодой мичман Ушаков, командовал нанятою у греков трекатерою (небольшое вооруженное судно) «Архангел Михаил». С этим судном он находился в отряде капитан-лейтенанта Ростиславского, посланном по распоряжению главнокомандующего русским флотом в архипелаге графа Орлова к острову Паросу для забрания оттуда десанта.

Это поручение было выполнено благополучно; но на обратном пути, в ночь на 8 сентября, трекатера мичмана Ушакова разлучилась с прочими судами и была застигнута штилем между Афонскою горою и островом Лемносом. Экипаж ее состоял из командовавшего мичмана, трех русских матросов, 27 наемных албанцев и 207 человек разных чинов Шлиссельбургского мушкетерского полка, взятых с острова Пароса.

Во время штиля, 12-го числа, от острова Лемноса показались пять турецких галер, шедшие с поспешностью прямо на трекатеру. Опасность была близка и велика, силы слишком несоразмерны, но Ушаков не потерял присутствия духа и, несмотря на весьма худо вооруженное судно, не поколебался многолюдству противопоставить отчаянное мужество.

Одаренный от природы характером пылким, презиравшим всякую опасность, он в немногих, но сильных словах предложил офицерам и команде защищаться до последней возможности, а в случае неизбежной потери судна взорвать его. Слова начальника, сказанные русскому солдату кстати и в решительную минуту, не могли не произвести желанного действия, и единодушное «ура» было на них ответом.

Даже албанцы приняли участие в общем порыве великодушной решимости. Ушаков, успокоенный с этой стороны, установил по борту и шканцам пустые водяные бочки одну подле другой, наподобие и взамен туров, употребляемых в поле; протянул сверх борта веревки (лиры) и велел навесить на них платье, постели и т.п. А так как корма судна была наименее защищена, то прорубил в ней новый порт и поставил туда небольшую пушку.

Сверх того, на принадлежавшие к трекатере баркас и ял было посажено достаточное число вооруженных людей, дабы, в случае надобности, поворачивать судно буксиром, а во время абордажа неожиданно ударить на неприятеля. Распорядясь таким образом, распределив по местам людей и велев им до дальнейшего приказания лечь на палубу и не показываться, мичман хладнокровно ожидал неприятеля.

Надежда на превосходство свое в силах и молчание русского судна усугубили смелость турок. С трекатеры даже не отвечали на первые их ядра, но когда они стали падать с расстояния более близкого, тогда и атакуемые открыли сильный огонь из пушек, а потом и из ружей. Турки, несмотря на это, продолжали идти и, имея намерение принять трекатеру на абордаж, зашли к ней с двух сторон — с кормы и с правого борта.

По сигналу, сделанному с передовой галеры, она и прочие четыре остановились, но через несколько минут раздался страшный, обычный у турок вопль: «Аллах!» И весла снова пришли в движение. Это было сделано с тем, чтобы оправиться и потом дружнее, одновременнее произвести нападение.

Ушаков допустил неприятеля на близкий ружейный выстрел и принял его картечью; когда же галеры пришли в расстояние выстрела пистолетного, он при крике «ура!» с барабанным боем открыл с атакуемых сторон безумолчный батальный огонь из ружей. Турки, не ожидавшие такого отпора, пришли в замешательство, поворотили назад и прекратили пальбу, но через полчаса возобновили нападение с усугубленными криками и усилиями.

Ушаков, допустив их вторично на пистолетный выстрел, вторично встретил картечью и беглым огнем из ружей, и встретил так сильно, что первыми двумя залпами отогнал людей от весел, произвел в густых неприятельских массах большое опустошение и заставил уцелевших искать убежища под банками (скамьями на галере). С третьим залпом упала большая мачта первой галеры, и все пять судов, с большим уроном в людях, с потерей множества весел, поворотили назад к Лемносу, под убийственным огнем трекатеры.

Пальба замолкла только при наступлении ночи. В продолжение боя с трекатеры сделано было 150 выстрелов из пушек и более 4 тысяч выстрелов из ружей; кроме пяти пробоин в корпусе, она получила несколько значительных повреждений в такелаже и парусах и имела 25 человек убитыми и ранеными. Штиль благоприятствовал исправлению повреждений, а вскоре затем подувший попутный ветер дал трекатере возможность вступить под паруса.

16-го того же месяца она счастливо достигла острова Тассо и там присоединилась к флоту графа Орлова. Мужественный подвиг Ушакова доставил ему орден Св. Георгия 4-го класса, награду, лестную особенно в первом офицерском чине. Того же удостоился и храбрый его сподвижник, Шлиссельбургского мушкетерского полка капитан Костин.

Из книги Гр. Смирнова «Собрание русских военных рассказов», М., «Сибирская Благозвонница», 2008 г.