После подготовки 27 февра­ля 1942 г. на Керченском полуострове началось  наступление войск Крымского фронта. Группировку из четырех дивизий 51-й армии поддерживало всего 170 орудий, а 3 дивизии 44-й армии — 62 орудия. Главный удар наносили войска 51-й армии в районе населенного пункта Кой-Асан. Для прорыва немецкой обороны были использованы танки 39, 40, 55-й танковых бригад, а также 229-го отдельного танкового батальона. Фронт атаки этих соединений не превышал 5 км; таким образом, уда­валось достичь плотности 34 танка на 1 км.

Совет­ские танковые соединения и части двигались тремя эшелонами. Танковым бригадам и 229-му отдельному танковому батальону придали по роте саперов, кото­рые предполагалось везти за танками на специальных волокушах (металлических или деревянных), но в связи с размоканием грунта от волокуш пришлось отказаться и посадить саперов на танки первого эше­лона с задачей разминировать проходы для техники и личного состава советских войск.

Несмотря на все эти мероприятия, 7 танков подорвались на минах. Во втором эшелоне двигались танки, буксирующие противотанковые пушки с автоматчиками на броне. Танки командования двигались впереди второго эшелона. В третьем эшелоне шли пехотные подраз­деления. Несмотря на такую тщательную подготовку, советское наступление потерпело неудачу.

Вследствие сильного дождя грунтовые дороги раскисли и затрудняли движение войск. Танки по целине двигаться не смогли, дороги для автотран­спорта оказались непроходимыми, подвоз частям и соединениям прекратился.

Тем не менее, 27 февраля советским войскам удалось продвинуться вперед, за­хватить несколько населенных пунктов и несколько десятков артиллерийских орудий. На следующий день противник вновь отбил свои позиции, а также населенный пункт Кой-Асан, превращенный в глав­ный узел обороны. 2 марта командование фронта, потеряв 93 тан­ка, перед лицом явной неудачи приняло решение о приостановке наступления, с целью закрепиться на занятых рубежах и «перейти в наступление, когда подсохнет почва».

Полагая, что многие беды идут от недоста­точной партийно-политической работы в частях, Мехлис Л.З. направил в части новых военкомов.  Крымфронт получил в марте двух военкомов (военных комиссаров) дивизий, одного военкома танковой бригады, 9 — военкомов полков, 25 — военкомов батальонов, 15 — военкомов танковых рот, 500 политруков, 750 замполитруков и 2307 политбойцов. Кроме этого, за первую неделю апреля — еще 400 замполитруков и 2 тысячи полит­бойцов.

Пытаясь восполнить огромные потери в минув­ших боях, Мехлис обязывает командование взяться за «выкачку из тылов». При этом рекомендации армей­ского комиссара 1-го ранга не лишены трезвой оценки положения дел: «Здесь нужен не приказ, а практиче­ская работа. Надо сократить также заградительный батальон человек на 60-75, сократить всякого рода команды, комендантские… Изъять из тылов все луч­шее, зажать сопротивляющихся тыловых бюрократов так, чтобы они и пищать не посмели…»

Как и прежде, Мехлиса Л.З. отличали поистине нечеловеческая энергия и работоспособность. Не зная покоя сам, он не давал такого же покоя и дру­гим. «Много работаю, — пишет он сыну. — Разъезжаю всеми видами транспорта до верховых коней включительно. Война идет вовсю. Полон веры, что разобьем немца».

Однако принятые меры не смогли изменить си­туацию. В ходе возобновившегося 13 марта наступле­ния силами отдельных ударных групп Крымфронта «были достигнуты лишь незначительные тактические успехи в улучшении позиций». Кой-Асанский узел вражеской обороны так и не был преодолен.

В тактике советских войск ничего не изменилось. Начало атаки было назначено на 10.00 13 марта 1942 года. В 9.00 начался дождь и мокрый снег, в результате чего грунт оказался таким же вязким, как и в конце февраля 1942 г. Согласно приказу представителя Ставки Мехлиса Л.З., танки на этот раз были приданы пехотным соединениям. Ко­мандиры танковых бригад были подчинены коман­дирам стрелковых дивизий и бригад. При подобном применении танков не достигалось ни компактного массированного удара, ни эшелонирования в глуби­ну.

Таким образом, не представлялось возможным создать «наращивания» удара из глубины, а легкие танки Т-26 из 56-й танковой бригады оказались без прикрытия тяжелых. Генерал-инспектор АБТ войск Крымского фронта генерал-майор танковых войск Вольский, узнав о подобном решении, пытался про­тестовать, созваниваясь с начальником штаба фронта. Однако ничего не изменилось, танки пошли в атаку по первоначальному плану.

Размокание грунта еще более ухудшило этот вариант применения бронетанковой техники, так как в последний момент из-за боязни потерять танки KB по причине поломок коробки передач, было отдано распоряжение — «танкам KB в атаку не ходить».

После начала атаки пехота быстро «залегла», и танки, вышедшие на высоту 26,7, вынуждены были отойти на исходные позиции. В последующие дни после 13 марта танковые бригады совместно с пехотой вели бои местного зна­чения и серьезного успеха не имели. С 13 по 19 марта 1942 г. 56-я танковая бригада потеряла 88 танков (56 было подбито, 26 — сгорело, 6 — подорвались на минах), 55-я танковая бригада потеряла 8 танков, 39-я танковая бригада — 23 танка, 40-я танковая бри­гада — 18 танков, 24-й танковый полк — 17 танков, 229-й отдельный батальон — 3 танка.

К 25 марта 1942 г. от некогда былой броне­танковой мощи оставались жалкие остатки. Зато немецкое командование, ранее обходившееся на ТВД только штурмовыми орудиями, в конце марта начало пере­броску в Крым 22-й танковой дивизии. 20 марта 1942 г. в 7.30 до двух батальонов пехоты противника при поддержке 50 танков 22-й танковой дивизии вермахта перешли в контратаку из района Ново-Михайловка в направлении Корпечь.

Противник предпринял ещё несколько атак, но все они были отбиты огнем нашей артиллерии и атаками частей 39-й и 40-й танковых бригад. Немцы потеряли до 35 танков. Таким образом, ни одной из противоборствующих сторон не удалось одержать вверх. Для достижения победы необходимо было создавать огневое превосходство, а силы и средства фронта были израсходованы в бесплодных атаках. В течение конца марта — начала апреля 1942 г. на фронте устано­вилось временное затишье…

За 2 месяца пребывания на Крымском фронте Мехлису Л.З. как представителю Ставки не удалось внести необходимый перелом в ходе боевых действий. Тщательную подготовку наступления (выучку штабов и войск, материальное и боевое обеспечение, разведку и т.п.) подменяли нажим, голый приказ, репрессии, массовая перетасовка командных и политических кадров.

Неудача с наступлением фронта не на шутку ударила по самолюбию заместителя наркома обороны, представителя Ставки. Мехлис Л.З. не мог не понимать, что его кредит доверия у Сталина не может быть вечным. Армейский комиссар руководствовался привычной для себя логикой: если при всей его активности случилась неудача, значит, надо работать еще больше, выявлять пустозвонов, лодырей, не умеющих провести отдан­ный приказ в жизнь. А то — и скрытых врагов.

Объектом пристального внимания Льва Захаровича стал руководящий состав фронта, в первую оче­редь, — его командующий. Пользуясь возможностью прямого доклада Верховному Главнокомандующему, эмиссар Москвы неоднократно пытался убедить его в необходимости сменить генерал-лейтенанта Козлова Д.Т.

Последующий трагический исход Крымской оборонительной операции, в котором во многом по­винен командующий фронтом, казалось бы, делает честь прозорливости представителя Ставки. Но ведь не сбросить со счетов и то обстоятельство, что многие ошибки и просчеты Козлова — следствие жесткого пресса со стороны Мехлиса. Так что, еще вопрос, кого из них следовало для пользы дела от­зывать. Однако Сталин полагал, что Козлов сумеет спра­виться с делом, и на предложение Мехлиса заменить командующего генералами Клыковым Н.К. или Рокоссовским К.К. согласия не дал.

Тогда Мехлис «взялся» за начальника штаба генерал-майора Толбухина Ф.И. Он послал в Ставку шифровку с предложением снять последнего с долж­ности. Здесь армейский комиссар достиг большего. Толбухин был отстранён, а начальником штаба фронта в конце концов был назначен генерал-майор Вечный И.О.

По инициативе Мехлиса Л.З. полностью сменил­ся и состав военных советов Крымского фронта и всех трех входивших в него армий. Сомнительная с точки зрения конечного резуль­тата перетасовка кадров коснулась и командующих армиями. Ее избежал лишь командующий 51-й ар­мией генерал-лейтенант Львов В.Н., несомненные достоинства которого не мог не оценить даже весьма подозрительно настроенный Мехлис.

А вот на командующего 47-й армией генерал-майора Баронова К.Ф. пало особое подозрение. К его «разработке» представитель Ставки ВГК подключил особый отдел НКВД фронта, откуда вскоре получил специальное сообщение: Баронов, 1890 года, служил в царской армии, член ВКП(б) с 1918 г. утерял партбилет. В 1934 году «за белогвардейские замашки» исключен из партии при чистке, потом восстановлен. Родственники тоже «замараны»: брат Михаил — участник Кронштадтского мятежа, «врангелевец», живет в Париже. Другой брат — Сергей в 1937 г. осужден за участие в «контрреволюционной ор­ганизации». Жена — «дочь егеря царской охоты». Сам Баронов изобличался в связях с лицами, «подо­зрительными по шпионажу». Сильно пьет. Штабом почти не руководит. Часто уезжает в части и связи со штабом не держит. Участь генерала была решена — он  отстранён от командования армией и понижен в должности. Напрасна была его апелляция к представителю Ставки: просьбу Баронова оставить его на фронте и на строевой работе Мехлис не пожелал даже выслушать.

В 44-й армии после выбытия в результате тяже­лого ранения командарма генерал-майора Пер­вушина А.П. его обязанности выполнял начальник штаба полковник Рождественский С.Е. Мехлис отказался утвердить его в этой должности, и командующим 44-й армией стал генерал-лейтенант Черняк С.И. Об истинной оценке их обоих представителем Ставки свидетельствует сделанная им, правда, уже после эвакуации из Крыма, запись: «Черняк. Безграмотный человек, не способный руководить армией. Его начштаба Рождественский — мальчишка, а не организатор войск. Можно диву даваться, чья рука представила Черняка к званию генерал-лейтенанта».

Надо отметить, что 44-ю армию из второго эшелона поставили в общую линию фронта, ширина которого была 18-20 км; т.е. на каждую армию приходилось по 6 км, где действовали 5-7 дивизии. Образовалась чрезмерная плотность войск, тыловых частей и учреждений. Сюда же были переброшены запасные полки всех трех армий, армейские курсы. Маневр войск практически был исключен, затруднено обычное движение транспорта.

Война не научила Мехлиса верить людям. Скорее наоборот: неудачи первого года войны явно обострили традиционную для него подозрительность, недоверие. С тем же жаром, с каким в свое время он слушателем Института красной профессуры разобла­чал скрытых «троцкистов», а редактором «Правды» громил «правый уклон», представитель Ставки теперь выявлял и выкорчевывал «чуждые элементы», по­винные, на его взгляд, в неудачах Крымского фронта. Он насадил без преувеличения атмосферу самого на­стоящего сыска, наушничества и негласного надзора. Армейский комиссар активно «чистил» кадры. В конечном счете, подобный стиль в работе с людьми обернулся огромными потерями…

Таким образом, из-за недостатка в вооружениях и организации, отсутствия опыта наступления в слож­ных условиях операция советских войск по разгрому сил противника в Крыму не удалась. При этом стороны понесли значительные потери. Сохранявшаяся в Крыму обоюдоострая обстановка подталкивала противоборствующие стороны на операции с целью решительного поражения врага и полного овладения полуостровом. Противнику удалось упредить советское командование в сосре­доточении сил.

При написании статьи были использованы материалы книги И.Б. Мощанский, А.В. Исаев «Триумфы и трагедии великой войны», М., «Вече», 2010 г.