Роман «Доктор Живаго»… ху­дожественное завещание духов­ной жизни.

Б. Пастернак

Борис Леонидович Пастернак родился в 1890 году, в семье известного художника, академика живописи, и талантливой пианистки. В детстве он был страстно ув­лечен музыкой, но поэзия пересилила. Первые стихи были напечатаны в 1913 году в сборнике «Лирика». Нобелевская премия в 1958 году была присуждена Пастернаку «за выдающиеся заслуги в современной ли­рической поэзии я в области великой русской прозы». Получив телеграмму, Пастернак ответил: «Благодарен, рад, горд, смущен». Но наследующий день начались преследования…

В судьбе Бориса Пастернака, как и в судьбе очень многих наших деятелей культуры, проявилась трагедия русской интеллигенции XX века. Выстрадав и осознав эту судьбу, он сумел отразить ее в своем прекрас­ном романе «Доктор Живаго». Основные герои этого романа — интеллигенты в полном смысле этого слова. И, конечно, написать обо всех невозможно. Мне хотелось бы поделиться своими впечатлениями только о четырех героях, судьбы которых, я думаю, типичны. Это Живаго, его жена Антонина, Павел Антипов и его жена Лариса.

Роман начинается с описания похорон. Все шли и пели «Вечную память». Звучит вопрос: «Кого хоро­ним?» — и ответ: «Живаго». Так задается общий тра­гический тон повествования, ведь звучит фамилия главного героя.

Но хоронят его мать, и мы встречаемся с будущим доктором Юрием Андреевичем Живаго на похоронах его матери. Юрий Живаго рано остался без родителей. Родственники помогли ему получить образование и воспитание. Он стал прекрасным врачом. Но еще учась в гимназии, ему мечталось создать что-то из художественной прозы, в юности начал писать стихи. Впоследствии творчество стало главной его страстью.

Юрий Андреевич Живаго женился на Тоне, дочери профессора химии. Но лишь несколько лет им удалось прожить совместной счастливой жизнью. Началась война с немцами, и Живаго оставил молодую жену с сыном. После Февральской революции они вновь вместе в холодной и голодной Москве. А весной 1918 года супруги едут на родину предков Антонины, на Урал. И там, чтобы выжить, как робинзоны занимаются сельским хозяйством. Так прожили год, может быть, лучший в жизни Живаго. А потом закружило…

За последние годы он много передумал о революции, о России, о войне, о своем месте в этих событиях. Первое время Живаго воспринимал Октябрьскую революцию как обновление. Но скоро увидел, что слова и дела новых руководителей сильно расходятся. Его душе противно двуличие, которое захватило всю страну. Юрий очень переживает: «Не­ужели в жизни уже ничего не видать, кроме этих на про­тяжении долгих лет не меняющихся шалых выкриков и требований, чем дальше, тем более нежизненных, неудо­бопонятных и неисполнимых?» Так в отчаянии думает он порой.

Мне кажется, что Человек с большой буквы не мо­жет иначе думать. Живаго не может славословить новую власть, как этого требуют коммунисты. Нетрудно понять его, когда он объясняет невозможность служить этой власти: «Конечно, я не с ними. Но мне трудно прими­риться с мыслью, что они герои, светлые личности, а я — мелкая душонка, стоящая за тьму и порабощение чело­века». А хочет-то эта «мелкая душонка», в отличие от «героев» и «светлых» личностей, лишь права на собст­венное счастье с любимыми людьми, права свободно ду­мать и творить.

На войне нельзя оставаться в стороне от схватки. И Юрий Андреевич, помимо своей воли, убивает в од­ном из боев человека, чтобы спасти свою жизнь. В описании этого боя есть одно очень сильное место, которое прямо-таки за душу берет. Партизан атакуют белый. «Доктор хорошо их видел, каждого в лицо. Это были мальчики и юноши из невоенных слоев столичного  общества… молодежь, студенты-первокурсники и гимназисты-восьмиклассники, недавно записавшиеся в добровольцы.

Доктор не знал никого из них, но лица половины ка­зались ему привычными, виденными, знакомыми. Одни напоминали ему былых школьных товарищей. Может статься, это были их младшие братья? Других он словно встречал в театральной или уличной толпе в былые годы. Их выразительные, привлекательные физиономии казались близкими, своими… Пули партизан почти поголовно выкашивали их». Да, быть убитыми стало судьбой многих русских интеллигентов. И сколько их, образованных людей, погибло в неграмотной стране?.. Я считаю, что никакая цель не оправдывает убийство людей, тем более своих же братьев.

После этого боя желание уйти из отряда стало очень сильным. Живаго убегает и возвращается к семье. Но не находит ее. Лишь позже узнает, что они уехали в Москву, откуда жену, ее отца и детей прину­дительно выслали за границу. Эта временная разлука стала бессрочной. И писатель выразительно показыва­ет еще одну трагедию интеллигенции: потерю Родины.

У этих людей оставалась лишь надежда на то, что, не­смотря на переход в другое подданство, они скоро вер­нутся и каким-то неведомым образом все уладится. Но, увы, лишь немногим удалось вернуться на Родину, и многие из них так и не нашли там себе места на чужбине и чахли or тоски по Родине. Да и на «своей земле» у них была нелегкая судьба.

Вершиной трагической жизни Юрия Живаго, взлетом всех его чувств, становится его любовь к Ларе Гишар, полуфранцуженке по крови, но русской по духу и чувствам. Описание этой любви — лучшие места в ро­мане. Но разлука оказалась неизбежной. Лариса Федоровна имела высшее образование. Она тонко чувствует искусство, очень женственна. В Гражданскую войну ей пришлось очень тяжело, события швыряли ее, как щепку. Судьба ее после расставания с Живаго не про­слеживается, но, несомненно, она глубоко несчастна, ведь рядом нет любимого человека. И над гробом Юрия Андреевича она восклицает о том, как страшно жить и какая ужасная вещь — жизнь.

Война дважды сталкивала Живаго с Павлом Антиповым, мужем Ларисы. Павел Павлович был сыном до­рожного мастера и революционера. Имел «большие» способности, и в том числе «способность приобретать и сохранять знания, почерпнутые из беглого чтения». С дет­ских лет он был влюблен в Ларису и ради нее пошел в университет, сделался учителем. Во время совместной жизни с Ларисой у них сложились хотя и «хорошие, но слишком непростые отношения». Поэтому Павел уходит добровольцем на войну. Попадает в плен. И, воспользовавшись тем, что его считали убитым, берёт новую фамилию — Стрельников.

Павел Стрельников был озлоблен на «смеющуюся, безнаказанную наглость разврата маменькиных сынков, студентов белоподкладочников и купчиков», на «тунеядцев», замечательных тем, что они ничем себя не утрудили. И вот, ослепленный обидой, наивно поверивший в идеалы революции, он стал ее карающим мечом. «Во все эти места он сваливался, как снег на голову, су­дил, приговаривал, приводил приговоры в исполнение быстро, сурово, бестрепетно». И таких людей было мно­жество.

Но, в конце концов, Стрельников оказался марионет­кой в чужих руках. Коммунисты воспользовались им, результатами его побед и карательных действий. А когда пришла победа, захотели избавиться от таких, как он, беспартийных военных, которые стали теперь не нуж­ны. Павла Павловича собираются предать военному су­ду. Он бежит и, затравленный, застреливается. Читая об этом, я вспоминала, сколько же таких красных коман­диров погибло от рук палачей или покончило с собой и в гражданскую, и позже, в 1937-м…

После долгих мытарств Юрий Андреевич возвра­щается в Москву. Некоторое время ему еще удавалось писать книги и издавать их кустарным способом. Он пе­ребивается случайными заработками. И это врач с выс­шим образованием! К новому режиму Юрий так и не смог привыкнуть. У него не выдерживает сердце, и он умирает.

Важную роль в романе играет семнадцатая часть, содержащая стихи доктора Живаго. Именно в них рас­крывается внутренний мир героя. Еще в ранних творческих замыслах Пастернака мы находим идеи о сочетании стихов и прозы в единой ком­позиции:

Я скажу до свиданья стихам, моя мания,
Я назначил вам встречу со мною в романе.

Когда Пастернак писал эти стихи, он пытался со­здать их такими, какими создал бы их Живаго. Он видел своего героя «врачом по профессии, но с очень сильным вторым творческим планом…» Этот второй план включал в себя нечто среднее между самим Пастернаком, Блоком, Есениным и Маяковским. И действительно, в поэзии доктора Живаго мы можем найти образы и интонацию, стилистику стихов этих поэтов.

В романе встречаются указания на обстоятельства возникновения замысла тех или иных стихов. Одно из са­мых знаменитых стихов доктора Живаго «Зимняя ночь». Образ свечи, появляющийся на страницах романа, стано­вится символическим. Накануне Рождества Юра со своей женой Тоней проезжали по Камергерскому. Живаго ду­мал о Блоке, который казался ему олицетворением Рож­дества во всех областях русской жизни.

«Вдруг он обратил внимание на черную протаявшую скважину в ледяном на­росте одного из окон. Сквозь эту скважину просвечивал огонь свечи, проникавший на улицу почти с сознатель­ностью взгляда…» В это время в сознании Юрия Живаго складываются стихи: «Свеча горела на столе. Свеча горе­ла…» как начало чего-то смутного, неоформившегося, в надежде, что продолжение придет само собой. «Свеча горела» было у Пастернака и первоначальным названием ро­мана. Это символ поэтического дара Живаго и любви.

Глубокие философские размышле­ния отразились в цикле стихов доктора Живаго, завершающих роман. Связь, возникшая между временем Христа и Евангелия и современностью, проясняет идеи романа о единстве всех: людей и природы, судьбы человека и исторических событий, о христианском понима­нии любви и долга. И слышится в нем пастернаковская вера в жизнь и свободу, которая звучит в финале рома­на: «Состарившимся друзьям у окна казалось, что эта свобода души пришла, что именно в этот вечер будущее расположилось ощутимо внизу на улицах, что сами они вступили в это будущее и отныне в нем находятся».

Роман завершается эпилогом. В нем мы можем проследить судьбу тех, кто сумел на первых порах приспособиться к режиму, что ожидало их потом. Михаил Гордон, школьный товарищ Живаго, в тридцатые годы попадает в лагерь, в котором редкие заключённые вы­жинали. Когда началась война, зекам предложили за­воевать свободу в штрафных батальонах. Михаил чудом уцелел и стал лейтенантом. А скольких нет?..

Нашей интеллигенции всегда доставалась нелегкая доля, a в этот период она была кошмарной. Страшные утраты понесла наша интеллигенция, и будем надеяться, что когда-нибудь зарубцуется эта ужасная ра­на. Ведь культуру народа нельзя уничтожить. Сегодня она вновь впитывается нами, великая, человеческая, непреходящая.

На мой взгляд, роман Б. Пастернака — это ро­ман-предостережение. «Доктор Живаго» можно назвать энциклопедией жизни интеллигентов в начале XX века. Читая роман «Доктор Живаго», мы будем всегда помнить об этой трагедии и не позволим повторить ее. Это произведение Бориса Пастернака меня так поразило, что оно стало одной из моих любимых книг.