Сегодня вниманию читателей предлагается отрывок из произведения барона  Левенштерна В.И., писателя, участника Отечественной войны 1812 г. «Ведя, таким образом, непрестанную борьбу с поздним временем года и с тысячью лишений, мы дошли до Бе­резины. У нас в каждом эскадроне было не более соро­ка или пятидесяти человек, способных сражаться.

Ло­шади выбились из сил, так как они давно уже страдали от недостатка фуража, истребленного неприятелем, ко­торый, подобно саранче, уничтожал все по пути; един­ственным кормом для наших лошадей служила солома с крыш, за которой приходилось ездить верст за десять или пятнадцать. Фельдмаршал изредка посылал нам транспорт овса или сухарей; это было всегда для нас настоящим праздником; без этой поддержки у нас было бы погибших не менее, чем у французов.

В ночь с 15-го на 16-е число мы прибыли с генера­лом Ермоловым в Борисов, где застали корпус Витген­штейна, уничтоживший перед тем дивизию Партоно.

В этом славном деле участвовали: атаман Платов, пол­ковник Чернозубов и мой товарищ Сеславин. Им одним принадлежит честь истребления неприятельской армии. Но если они могли подоспеть вовремя, то почему же дру­гие не могли этого сделать, это — вопрос. Адмирал Чичагов не мог остановить Наполеона, ко­торый успел выбрать пункт для переправы, так как на­ша армия не преследовала его по пятам. Успешное сра­жение при Борисове и взятие графом Ламбертом тет-де-пона (мостовые укрепления для охраны переправ) не помешали переправе французов через Бере­зину.

Наполеон был спасен, но его армия не могла быть спасена и погибла частями по пути от Березины до Вильны; геройская преданность этой армии своему вож­дю не только не принесла пользы, но была причиною ее окончательного истребления. Надобно отдать справед­ливость Наполеону: его поведение при переправе через Березину заслуживает величайшего удивления. Угро­жавшая ему неминуемая гибель возбудила его военный гений, притупившийся за последнее время. Он не поте­рял голову в трудную минуту.

Окруженный со всех сто­рон, он обманул наших генералов искусными демонстра­циями и совершил переправу у них под носом. Плохое состояние мостов было единственною причиною тех по­терь, какие понесли по этому случаю французы. Беспорядок был так велик, что когда Наполеон по­дошел к реке, чтобы перейти через мост, то пришлось силою проложить ему дорогу. Главная квартира импера­тора была устроена в деревушке, лежавшей в лесу в расстоянии одной версты от Студянки.

Все мы были уверены, что Наполеон будет взят в плен живым или мертвым. Я до сих пор не могу забыть мрачного, убитого лица Михаила Орлова, когда он пер­вый подтвердил нам известие о переправе неприятеля. Фельдмаршал мог упрекнуть себя в том, что он дейст­вовал слишком медленно и осмотрительно.

Каково должно быть было разочарование императо­ра Александра, когда он узнал, что его прекрасный план, переданный на операционные линии умным и смелым Чернышевым, был таким образом искажен. Напрасно было бы возражать, что дальнейшие события доказали, что окончательный результат не мог быть блестящее. Разумеется, мы не вступили бы дважды в Париж. Но такова была воля Провидения! Люди были тут ни при чём; Кутузов лишил армию лишней славы!

Борисов горел; французы грелись, и даже буквально поджаривались у его пылавших развалин, и умирали со всеми признаками умственного расстройства, богохуль­ствуя и проклиная Наполеона перед смертью.

Между тем дивизия Партоно, не входившая в состав «великой армии», находилась в наилучшем состоянии; ее кавалерия, состоявшая из саксонцев и из подданных герцогства Бергского, была превосходна. Саксонцы были в отчаянии по поводу того, что им приходилось расстать­ся с их прекрасными лошадьми; один престарелый вах­мистр плакал навзрыд, когда ему пришлось бросить свою лошадь, на которой никто, кроме него, не ездил.

Мой брат Григорий спас несколько сот офицеров, укрывшихся в одной конюшне от крестьян, которые хо­тели их ограбить…

Мы имели роздых в Борисове и простояли там 36 ча­сов. Город был наполовину разрушен; большая часть зданий еще пылала. В одной риге было заперто 500 или 600 женщин, взя­тых при переправе через Березину. Они провели в этой риге несколько дней без пищи, и так как в это время настали сильные морозы, то в живых осталось всего во­семь женщин; матери и дети погибли вместе.

Несчастными жертвами овладевало какое-то оцепе­нение, какой-то столбняк. Я сам видел, как солдаты, раз­девшись донага, жарились у огня и полуобгоревшими сидели с блаженной улыбкой на устах… Надобно было видеть все эти ужасы своими собст­венными глазами, чтобы поверить этому. Самое благо­разумное было идти вперед с теми, у кого горел еще в груди священный огонь, а остальным дать время под­крепить свои силы.

Война прекратилась за неимением сражающихся. Правда, солдаты грабили еще брошенные французами фургоны, но мы не брали более пленных; мороз сделал свое дело, погубив этих несчастных. Дорога была усеяна трупами людей и лошадей. Я насчитал на расстоянии одной версты 76 замерзших лошадей и 148 человеческих трупов, погибших от холода; вся дорога вплоть до Вильны представляла подобное печальное зрелище.

Масса беглецов шла небольшими партиями человек по 8 или по 10. У них не было иных желаний, как поесть и обогреться; единственные враги, с которыми им при­ходилось бороться, были голод и мороз. Каждый борол­ся за себя и притом в одиночку. Несчастные ни на что не надеялись и почти ни о чем не сожалели: никто не был свидетелем того, как они упали духом, и никто не мог судить их за это: все были одинаково жертвами войны.

Страдания французских солдат возрастали с каж­дым шагом. Казалось, будто Провидение приберегло самые ужасные бедствия для последнего периода этой непостижимой кампании: по мере того как армия приб­лижалась к Вильне, мороз крепчал, унося ежедневно тысячи жертв.

Мы продолжали подгонять остатки его армии и, на­конец, дошли до Вильны. Какое ужасное зрелище пред­ставилось тут снова моим глазам! На улицах валялись грудами голые трупы, с которых… сняли одежду».

В. Левенштерн

Кутузов в рапортах царю всю вину за то, что не удалось истребить армию Наполеона на Березине, возлагал на Чичагова, который, мол, совершил «пустой марш» к  холодам и «не удержал ретираду неприятеля». Жена Кутузова Екатерина Ильинична, статс-дама царского двора, говорила: «Витгенштейн спас Петербург, мой муж — Россию, а Чичагов — Наполеона». Эти ее слова циркулировали даже в Анг­лии, их знал Д. Байрон.

Адмирала Чичагова считали главным виновником то­го, что Наполеон ускользнул от русской армии при пе­реправе через Березину, Отражением нападок на него была басня Крылова: «Щука и Кот». Поводом к сочинению этой басни была известная неудача ад­мирала, который должен был пресечь путь Наполеону через Березину. «Нельзя изобразить общего на него негодова­ния, — пишет Вигель. — Все состояния подозревали его в измене, снисходительнейшие кляли его неискусство, и Крылов написал ба­сню о пирожнике, который берется шить сапоги, т. е. о моряке, начальствующем над сухопутным войском».

Жуковский В.А. «выкинул» (по собственному его выра­жению) весь текст о Чичагове из своего «Певца во стане русских воинов». Державин Г.Р. высмеял «зем­новодного генерала» в эпиграмме, а Крылов И.А. — в басне «Щука и кот». Между тем еще некоторые участники событий ( Ермолов А.П., Левенштерн В.И., Давыдов Д.В.), не оправдывая Чичагова полностью, резонно указывали на то, что из трех командующих русскими армиями имен­но он больше всех мешал французам переправиться через Березину и причинил им наибольший урон.

Чичагов был выбран в жертву потому, что жертва требова­лась, а выбирать для нее, кроме него, было неко­го — Витгенштейн импонировал всей России лаврами побед, одержанных до Березины, и на Березине взял в плен (пусть благодаря чистой случайности) целую ди­визию, а Кутузов вообще стоял тогда слишком высоко в глазах России, чтобы кто-то мог упрекнуть его в чем бы то ни было.

Привожу воспоминания самого Чичагова П.В. о тех событиях: «Марш от берегов Буга до Березины, болезни, битвы по дороге к Минску, взятие приступом Борисова и неудачи Палена сократили мою армию до 20 000 человек. В этом числе было 9000 кавалерии, которая не могла мне быть полезна в прибреж­ных болотах и лесах Березины. С этим-то слабым вой­ском я должен был бороться против Наполеона, кото­рый мог располагать силами втрое больше моих. На пространстве 20 фр. миль (50 верст) между Веселовом и Березином, мне нужно было удерживать берега Березины по всем местам, где проходили дороги к значительным магазинам минским и виленским…

Впрочем, император Александр обнадежил меня со­действием гр. Витгенштейна и обещал присоединить к моей армии в мое распоряжение 34 000 Штейнгеля и 15 000 Эртеля. С этими-то   соединенными силами мы должны были ожидать Наполеона на правом берегу. В это же самое время Кутузов должен был атаковать его на левом берегу. Если бы план этот удался, Напо­леон очутился бы между Кутузовым и нами, стеснен­ный в болотах и лесах берегов Березины.

Но Наполеон приближался, а о Кутузове и о генерале Витгенштейне, Штейнгеле и Эртеле не было и слуху. Ни один из них не исполнил предполагаемого плана. Кутузов оставался по­зади; Витгенштейн же и Штейнгель двинулись по лево­му берегу, вместо того, чтобы, перейдя на правый и, со­единившись со мною, защищать переправу. Что касает­ся до Эртеля, то он остался в Мозыре, под тем предло­гом, что падеж скота помешал ему идти далее…

Реляциею извещали, что Кутузов почти уничтожил неприятельскую армию, а прежние бумаги уведомляли, что он следовал за нею по пятам. А между тем французы четыре дня уже стояли передо мною, а Кутузов не показывался. Я не мог иначе ис­толковать его отсутствия, как предположением, что На­полеон изменил маршрут свой и что Кутузов преследует его по другому направлению…

Наступило 15 (27) ноября. Семь дней как мы стояли на Березине; в продолжение пяти дней сражались мы с авангардом, потом с разными корпусами большой французской армии. Ни Витгенштейн, ни Кутузов не яв­лялись. Они оставили меня одного с ничтожными сила­ми против Наполеона, его маршалов и армии, втрое меня сильнейшей…»

Витгенштейн подошёл только 16 ноября, но граф считал себя совершенно независимым и наме­рен был распоряжаться по своему усмотрению, здесь вмешалось еще и мелочное самолюбие. Согласованных наступательных действий не получилось. Граф Витгенштейн ввел в бой всего 14 тыс. человек, тогда как у него было 45 тыс., и вместе с тем не согласился дать подкрепления Чичагову, остальные войска графа стояли в отда­лении, без всякого дела. Императору Александру I он пи­сал, что заставил Наполеона переправиться через Березину, хотя в его обязан­ность входило помешать этой переправе.

«Вскоре после того приехал ко мне флигель-адъютант Государя подполковник Михаил Орлов. Его отправил Кутузов, с отрядом казаков, узнать о моем местопребы­вании, что ему казалось необходимым, чтобы прибли­зиться к Борисову. К сожалению моему, узнал я от его посланного, что фельдмаршал находился от меня и от неприятеля в шести переходах. По этому можно судить, как он неутомимо преследовал: это называется идти по пятам неприятеля на благородной дистанции…»

Неприятель уходил в продолжение всей ночи. Чичагов организовал преследование…