Уже после перехода французскими войсками Немана импера­тор Александр I послал к Наполеону генерал-адъютанта Балашова для переговоров с письмом, поручив ему подтвердить Наполеону сло­весно, что переговоры возможны  лишь при одном непременном условии — французские войска должны отойти за границу; в про­тивном случае он давал слово, что пока хоть один вооруженный француз будет находиться в России, он не скажет и не выслушает ни одного слова о мире.

Свое наставление император заключил такими словами: «Хотя, впрочем, между нами сказать, я и не ожи­даю от сей присылки прекращения войны, но пусть же будет изве­стно Европе и послужит новым доказательством, что начинаем ее не мы». Балашов А.Д. был задержан войсками Даву и принят Наполеоном уже в Вильне 16 июня. Предлагаю вниманию читателей воспоминания генерала Балашова Александра Дмитриевича (1770-1837) об этой встрече.

«Я пришел к обеду в назначенное время; через чет­верть часа вышел и Наполеон, окончив смотр какому-то пришедшему полку. Приметить надо, что тон, который Наполеон принял на себя во время обеда, был уже не тот, который он имел в кабинете, а гораздо надменнее, и часто приходило мне на мысль остановить неприлич­ность сего тона каким-нибудь ответом не по его вкусу, чтоб он сие заметил и воздержался, иначе мне, быв одному посреди неприятелей, нечем было другим под­держать достоинство наложенной на меня должности.

Балашов А.Д., худ. Д. Доу

За столом было пять человек: Наполеон, Бертье, Бесиер, Коленкур и я. В другой комнате за обедом было человек 40 генералов…

Разговор во время обеда.

Наполеон спросил меня:
—  Есть ли у вас киргизские полки?
— Нет, Ваше Величество, киргизских у нас нет, но для образца у нас есть один или два полка башкир и татар, которые похожи на киргизов.
— Я знаю об этом, так как ко мне являются из них де­зертиры… Скажите, у вас другой губернатор в Москве?
— Да, Ваше Величество. Маршал граф Гудович попросил отставки по причине своих пожилых лет.
— Не правда ли, Император Александр переменяет всех, кто хорошо расположен к французам?
— Ваше Величество, беру на себя смелость уверить вас, что граф Гудович признает только русских.
— Вам нужен англоман, а кто-либо другой не оттал­кивал бы таким образом других иностранцев. Скажи­те, Штейн (бывший прусский министр, получивший отставку по настоя­нию Наполеона и переехавший в 1812 г., по приглашению Алек­сандра I в Россию) обедал с Императором Александром?
— Ваше Величество! Все знатный особы приглаша­ются к столу Его Величества.
— Как можно Штейна посадить за стол русского Императора? Если даже Император Александр решил слушать его советы, он никогда не должен был иметь его у себя за столом. Разве можно представить себе, чтобы Штейн мог быть предан ему; ангел и диавол ни­когда не должны быть вместе. Коленкур! Вы были в Москве?
Он отвечал:
— Да, Ваше Величество.
— Что она собой представляет? Большую деревню?
Он отвечал:
— Ваше Величество! Это скопление больших и пре­красных домов наряду с маленькими лачужками.
Оборотясь ко мне:
— Генерал, сколько насчитываете вы жителей в Москве?
— 300 тысяч, Ваше Величество.
— А домов?
— 10 тысяч, Ваше Величество.
— А церквей?
— Больше 240.
— Почему столько?
— Наш народ их много посещает.
— Отчего это происходит?
— Наш народ набожен, религиозен.
— Ба! В наши дни уж нет религиозных.
— Простите, Ваше Величество, не везде одно и то же. Может быть, нет больше религиозных в Германии и Италии, но есть в Испании и в России.
Помолчав немного, Наполеон, оборотясь ко мне, спросил:
— Какая дорога в Москву?
Я отвечал ему:
— Ваше Величество, этот вопрос меня немного за­трудняет: русские говорят так же, как и французы, что все дороги ведут в Рим. Дорогу на Москву избирают по желанию: Карл XII шел через Полтаву.

Тут мы встали из-за стола и пошли в кабинет, но уже не двое, а все пятеро, бывшие за обедом. Наполеон начинает опять речь:
— Император Александр испортил прекраснейшее царствование, бывшее когда-либо в России. Боже мой! Чего же хотят люди? Бывши побежденным под Аустерлицем, под Фридландом, — словом, после двух несча­стливых войн, он получает Финляндию, Молдавию, Ва­лахию, Белосток и Тирасполь, — и после всего этого быть еще недовольным! Могла ли когда-нибудь Екате­рина надеяться на это? Он начал эту войну на свою беду, — или слушаясь плохого совета, или подчиняясь злому року.

Но после всего этого я не сержусь на него за эту войну. Одной войной больше — это значит одним триумфом больше для меня. Впрочем, это — право ко­ронованных особ. Но это нужно делать надлежащим об­разом, благородным, возвышенным.  Как принимать в свое общество Штейна, Армфельда, Винцингероде! Ска­жите Императору Александру, что, окружая себя мои­ми личными врагами, он подчеркивает, что хочет мне лично нанести обиду. И что я, вследствие этого, дол­жен ему сделать то же самое.

Я изгоню из Германии всех его родственников из Вюртемберга, Бадена, Вейма­ра; пусть он им готовит убежище в России. Разве у вас мало русских дворян, которые, наверно, были бы более преданы Императору Александру, чем эти корыстолюб­цы; разве он верит, что они влюблены в его образ? Пусть он даст управление Финляндией Армфельду (швед, барон, генерал-губернатора Финляндии) — я ничего не стану говорить, но приблизить его к себе — фу! Помолчавши несколько, он продолжал:

— На кого же вы рассчитываете? Англичане ничего не могут вам дать; денег у них нет у самих, и вы разо­рите совершенно свои финансы, которые уже расстрое­ны. Шведы! Если их судьба всегда такова, чтобы быть управляемыми сумасшедшим, то они ни на что не мо­гут быть вам полезны. Шведский король сошел с ума; позаботились послать другого, чтобы ими управлять, не теряет ли Понтекорво тоже рассудок. Но подождите не­много, посмотрим еще, что сделают шведы, когда вы будете в плохих условиях!.. Турки — то же. Обе эти державы не преминут ринуться на вас, лишь только представится для этого удобный случай.

Вам недостает хороших генералов. Багратион еще лучший, это — не­большого ума человек, но хороший генерал. Что ка­сается Беннигсена, уверяю вас, что я никогда не заме­чал в нем никаких достоинств; каким образом он вел себя в Эйлау, во Фридланде! И вот он, постаревший на пять лет  (он всегда был слаб и делал   ошибку за ошибкой), что же будет теперь? И зачем Император Александр дал ему почувствовать, что знает его пре­ступление… Как назначать его после этого! Он не должен был делать ни того, ни другого.

Я знаю, что Им­ператор Александр стал сам во главе командования армией. Почему это? Стало быть, он берет на себя от­ветственность за поражение? Война, это — мое ремес­ло, я к этому привык. Для него это не то же самое, он — Император по рождению; он должен управлять и назначить генерала для командования: если он делает хорошо, наградить его, если плохо — отстранить, на­казать его. Пусть лучше генерал будет ответственным перед ним, чем он перед народом, так как монархи имеют тоже ответственность. Этого не следует забы­вать.

Потом, походив немного, подошел он к Коленкуру (был послом Франции в России) и, ударив его легонько по щеке, сказал:
— Ну! Что же вы ничего не говорите, старый куртизан петербургского двора? Что, лошади генерала гото­вы? Дайте ему моих, ему предстоит длинный переезд.
Потом, оборотясь к Бертье:
— Александр, вы можете дать генералу проклама­цию, — это не секрет.

Этим кончилась моя поездка.

А. Балашов

Статья написана по материалам книги «Недаром помнит вся Россия…», сост. В. Володин, В. Левченко, М., «Молодая гвардия», 1987 г.