Неудача первого Азовского похода Петра I не остановила. Размышляя о предстоящей кампании, Петр решил ликвидировать много­началие над войсками, готовившимися к отправке во второй поход. Заметим, что Петр как в начале своей военной карьеры, когда он еще не приобрел доста­точного опыта, так и в конце её, когда его полководческие дарования раскры­лись в полной мере, не возлагал на себя обязанностей главнокомандующего ни на суше, ни на море, хотя фактически он, а не кто-либо другой руководил сра­жениями.

Чем руководствовался царь, определяя себе скромное место в служебной иерархии, почему не стремился брать в свои руки бразды правления арм­ией, предпочитая всегда оставаться в тени и командовать через номинальных главнокомандующих, — неясно. Догадка о том, что, действуя подобным образом, царь в случае поражения мог свалить всю вину на главнокомандующего, должна быть отвергнута, ибо не было случая, когда бы Петр уклонился от ответственности за неудачу и свалил ее на плечи другого.

Царь вместо трех равноправных командующих назначил двух военных руководителей, поручив каждому из них управление определенным родом войск. Сухопутные войска передавались в руки генералиссимуса Алексея Семеновича Шеина, а для управления пока еще не существующим флотом Петр призвал своего любимца Лефорта. Ни военных дарований, ни ратных подвигов за ними тогда не числилось. Боярин Шеин сделал обычную в то время придворную карьеру, ни разу не побывав на поле брани.

Уроженец самой сухопутной стра­ны в Европе, швейцарец Лефорт Ф.Я., весельчак и балагур, не любил утруждать себя какими-либо заботами. К Азову он прибыл позже всех и раньше всех отправился в Москву, так и не приступив к командованию флотом. Другими военачальни­ками Петр в то время не располагал. Назначение командующих больших усилий не потребовало, да и особого значения не имело, ибо фактическим руководителем похода являлся сам царь, а Шеин и Лефорт были всего лишь подставными лицами.

Сложнее было мобили­зовать людские ресурсы — призвать под знамена второго похода конное опол­чение дворян, которое всегда распускали по домам на зиму. И в этом случае прибегли к испытанной многими десятилетиями системе мобилизации ополчен­цев: в уезды разослали указы, а в Москве объявили о ней публично.

Медаль в память взятия Азова русскими войсками

Местом сбора назначалось Преображенское, куда ополченцам надлежало явиться 1 декабря. Но в комплектование войск царь ввел и новшества. В январе 1696 г. было объявлено о явке в Преображенское всех желающих участвовать во втором по­ходе. Туда тут же потянулись жившие в Москве холопы, которые тем самым обретали свободу. Недостаток в инженерах царь решил устранить приглашением на русскую службу иноземных специалистов.

Совершенно новым и поэтому самым трудным делом было строительство морских кораблей, причем не мелких судов для перевозки солдат, продовольствия и снаряжения — их строить умели, а именно боевых кораблей. На этом ответ­ственном участке подготовки похода и находился царь. В январе 1696 г. при дворе произошли два события: заболел Петр — при­кованный к постели, он не покидал покоев почти месяц, а 29 января внезапно умер Иван. Со смертью старшего брата наступило единодержавие

Похоронив 30 января Ивана и оправившись от болезни, Петр I в феврали отбыл на верфь в Воронеж, где начал осуществлять поистине великий замысел — в дотоле сухопутной стране создавать морской флот. В Козлове, Добром, Сокольске и Воронеже свыше 20 тыс. плотников, согнанных туда из ближайшей округи, должны были к началу навигации соорудить 1300 стругов длиной 14-18 сажен и шириной до 3 сажен. В Преображенском тоже строились 23 галеры, которые в разобранном виде надлежало доставить в Воронеж.

Триумфальное шествие русских войск в Москве после взятия Азова

Среди плотников, мастеривших струги в Воронеже, работал с топором в руках и Петр. Пока шло строительство стругов и сборка галер, в Воронеж стекались пол­ки, предназначенные для похода. Их численность достигала 46 тыс. человек, так что центр кораблестроения на короткое время превратился в оживленный город. В дальнейшем к этим войскам должны были присоединиться 15 тыс. украинских и 5 тыс. донских казаков, а также 3 тыс. калмыцкой конницы. Таким образом, под Азовом намечалось собрать около 70 тыс. человек.

Струги и галеры с солдатами и стрельцами на борту начали отчаливать от воронежской пристани с 20-х чисел апреля. Петр отбыл из Воронежа 3 мая. Прибыв 15 мая в Черкасск, он получил от казаков известие об их неудач­ной попытке взять на абордаж два неприятельских корабля, которые разгружа­ть на взморье: высокие борта не позволили казакам подняться на палубу. Царь решил их атаковать и уже направился к устью Дона, но поспешно возвратился, так как установил, что под Азовом стояли уже не две, а 20 османских галер и много мелких судов.

В то время Петр располагал всего 9 галерами и 40 лодками, на каждой из которых находилось по 20 донских казаков. Тем не менее, успех операции решили именно казаки. Они внезапно и смело напали на османские корабли и, несмотря на то, что были слабее неприятеля, добились победы: сожгли один корабль, другой вынудили османов потопить, сожгли также девять мелких судов и одно захватили в плен; остальные скрылись в море. Казакам достались богатые трофеи: 86 бочек пороха, 300 пятипудовых бомб, 8000 аршин сукна, огромное количество муки, пшена, сухарей, оливкового масла и другого продовольствия.

Пленные, а их было 27 человек, показали, что на галерах прибыли 800 человек в подкрепление азовскому гарнизону, но высадиться они не успели. Победа донских казаков, одержанная 20 мая, оказала едва ли не решающее влияние на итоги второго Азовского похода. Она позволила русской флотилии 27 мая беспрепятственно войти в Азовское море и таким образом отрезать Азов от связей с внешним миром. Кроме того, бегство кораблей деморализовало гар­низон крепости — он лишился не только подмоги, но и продовольствия.

28 мая началась вторая осада Азова. Любопытная деталь: османы то ли счи­тали, что русский царь так скоро не появится под стенами Азова, то ли надея­лись на неприступность крепости, то ли просто проявили беспечность, но они ограничились, если так можно выразиться, косметическим ремонтом крепостных сооружений и даже не удосужились засыпать траншеи, вырытые русскими во время первой осады. Это облегчило русским войскам инженерную подготовку к осаде крепости. Татарская конница, располагавшаяся южнее крепости, как и во время первого похода, пыталась чинить помехи работам осаждавших, но получила должный отпор со стороны дворянской конницы.

Захваченные пленные показали, что в Азове ожидают прибытия 50 судов с 4 тыс. пехоты на борту. Русские галеры и прочие суда, стоявшие в море, изго­товились преградить путь к Азову. Но командовавший османским флотом турначи-паша (младший начальник янычар) не рискнул дать сражение русским кораблям, став на якорь вдали от них.

Дальнейшие события под Азовом развивались с катастрофической для его гарнизона быстротой. 16 июня, когда осадные работы были завершены и батареи приготовились к обстрелу, к крепости направился парламентер с письменным, предложением о сдаче, встреченный, впрочем, ружейными выстрелами. В ответ: началась интенсивная канонада, причем русская артиллерия заставила замолчать неприятельскую. В городе начались пожары. Душой осадных работ, блокирования крепости и ее бомбардировок был Петр.

Между тем осаждавшие энергично готовились к штурму Азова — насыпали подвижный вал, перемещавшийся в сторону крепостного вала, чтобы можно было взобраться на него без штурмовых лестниц и прочих приспособлений. Успеху осадных работ содействовали прибывшие в русский лагерь 12 австрийских офицеров, нанятых дьяком Кузьмой Нефимоновым: артиллеристы, минеры, капониры.

Штурм крепости был назначен на 22 июля, но 18 июля османы стали подавать знаки о готовности капитулировать. Гарнизону были предложены льготные условия капитуляции: весь личный состав уходил из крепости с легким оружием и «со имением и пожитками»; жителям тоже разрешалось покинуть город.

Лишь одно требование русского командования носило категоричный характер. Оно решительно настаивало на выдаче «немчина Якушки» — того самого перебежчика Якова Янсена, по совету которого во время прошлогодней осады османы предприняли удачную вылазку. Янсен к тому времени успел «обасурманиться» — перешел в магометанскую веру и записался в янычары. Османы долго не соглашались его выдать, но затем уступили.

Ранним утром 19 июля гарнизон стал покидать крепость, а на следующий день сдавшиеся переправились на стоявшие на рейде корабли турначи-паши и отбыли в пределы империи. 20 июля победу отмечали пиром, во время которого не жалели ни напитков, ни пороха для салютов. Предательский поступок Якова Янсена врезался в память царя столь глубоко, что его выдачу он считал более важным трофеем, чем оставленные неприятелем 92 пушки, четыре мортиры, порох, олово и прочие припасы.

Еще не остыли радостные переживания, а Петр I оказался во власти новых забот. Одна из них состояла в восстановлении крепостных сооружений и город­ских построек. Азов лежал в руинах…  Вторая забота царя — гавань для будущего морского флота. Устье Дона у Азова не устраивало Петра прежде всего потому, что выход в море из этого устья зависел от направления ветра: если он дул с севера, то отгонял воду настолько, что море мелело и даже галеры не могли идти вперед. 26 июля царь отправился в море искать место для гавани и на следующий день обнаружил морскую гладь достаточной глубины у высокого мыса с крепким каменистым грунтом. Это был Таганрог.

Первые полки отправились на север, в Москву, в начале августа. 15 августа покинул Азов и царь, оставив на зиму в городе более 5,5 тыс. солдат и офицеров, а также около 3 тыс. стрельцов с их начальными людьми. В то время Петром владела забота — организация встречи победоносных войск в Москве. Он приказал соорудить в Москве триумфальную арку, которая была готова к концу сентября.

При въезде на Каменный мост из Замоскворечья были сооружены не менее 10-метровой высоты «порты», разукрашенные скульптурными фигурами, худо­жественной арматурой (мечами, протазанами, копьями, знаменами) и текстами из античной мифологии и истории. Свод и фронтон ворот поддерживали гро­мадные статуи Геркулеса и Марса, их пьедесталы украшали барельефы, изобра­жавшие эпизоды осады Азова, и иронические надписи в адрес незадачливых османов: «Ах, Азов мы потеряли и тем бедство себе достали», «Прежде на стенах мы ратовались, ныне же от Москвы бегством едва спасались».

Поток воинов, растянувшийся на несколько километров, двигался через всю Москву. Почетная роль в процессии отводилась командовавшему сухопутными силами Шеину и адмиралу Лефорту. Царь шествовал пе­шим в черном немецком платье и шляпе с белым пером. Он нес протазан — холод­ное оружие типа пики. Зрелище было ярким, но малопонятным москвичам, привыкшим к иной торжественности.

Солдаты волокли по земле 16 османских знамен, взятых в Азове. В церемонии встречи победителей видное место было отведено «изменнику Якушке». Его везли в османском платье, скованным, на телеге с помостом, виселицей и двумя заплечных дел мастерами. На груди его висела доска с надпись «Злодей». Янсена ожидала мучительная казнь, описанная очевидцем Желябужским И.А.:  «…вор-изменник Якушка за свое воровство в Преображенском пытан и казнен октября в 7-й день. А у казни были князь Андрей Черкасский, Федор Плещеев: руки и ноги ломали колесом и голову на кол воткнули».

Однако пышность встречи победителей не соответствовала  реальному значению одержанной победы. Это была дань вкусам царя, с которыми он не расставался всю жизнь. Можно сказать с уверенностью, что Петр I не питал иллюзий относительно значения военного успеха. Молва донесла его суждения на этот счет. После овладения Азовом он сказал генералам: «Теперь мы, слава Богу, один угол Черного моря уже имеем, а со временем, может быть, и весь его иметь будем». На замечание, что это сделать будет трудно, царь возразил: «Не вдруг, а пома­леньку».

Действительно, с овладением Азовом Россия вышла к морю, но до превращения ее в морскую державу было еще далеко. Предстояла нелегкая борьба за выход к Черному морю, за право пользоваться проливами. Было бы неверно полагать, что взгляды на будущее уже тогда вылились у Петра в строй­ную программу, которую он станет шаг за шагом последовательно претворять в жизнь. Такая программа, как и способы ее реализации, складывалась посте­пенно, а пока царь был озабочен тем, как отстоять завоёванное.

Петру, уверовавшему в силу флота, представлялось, что флот, обеспечив ему завоевание Азова, обеспечит и его удержание, и возможность продвинуться дальше. Под флотом подразумевались не только галеры, которыми уже распо­лагала страна, но и линейные корабли, вооруженные многими десятками пушек и приводившиеся в движение не мускульной силой людей, а ветром.

Боярской думой по желанию государя было решено пере­вести в Азов из поволжских городов 3 тыс. пехотинцев с семьями, определив каждому из них годовое жалованье: 5 рублей пехотинцу и шесть четвертей муки ржаной, две четверти овса его семье. Что касается флота, то необходи­мость его создания определила торжественно-лаконичная формула: «Морским судам быть». Поскольку скромный бюджет государства не предусматривал расходов на строительство флота, бояре приговорили ввести корабельную повин­ность. Она положила начало многочисленным новым повинностям, которыми было так богато время царствования Петра.

С овладением Азовом и стремлением утвердиться на морском побережье связана мобилизация трудового населения на сооружение гавани и Троицкой крепости в Таганроге, а также на рытье канала, соединявшего Волгу с Доном в том месте, где они ближе всего подходят друг к другу.

Новой, дотоле неведомой повинностью были охвачены и служилые люди по отечеству — им надлежало учиться. 22 ноября 1696 г. с Постельного крыльца был объявлен указ об отправке за рубеж 61 стольника, 23 из них носили кня­жеские титулы. Отпрыски Куракиных, Голицыных, Долгоруких, Черкасских, Репниных и других знатных фамилий России должны были покинуть отчий дом, чтобы постигать кораблестроение и навигацию в Италии или в Англии и Голландии. Многие из них успели обзавестись женами и детьми.

Расставаний с домашним очагом вызвало и у отъезжавших, и в их семьях немало тягостных переживаний — все совершалось вопреки традициям и обычаям: ни отдаленные предки, ни их отцы не были в чужих краях и подозрительно относились к «бого­мерзкому Западу». Все тревожило навигаторов: и незнание языка, и чуждые нравы и обычаи людей, среди которых им предстояло жить, и премудрости науки, которыми они должны были овладеть.

Одержимый идеей государственности, царь не щадил и великородных лю­дей, вызывая недовольство даже в их среде. Благородные отпрыски Рюрикови­чей и Гедиминовичей беспечную жизнь при дворе и обычное для знати продви­жение по чинам принуждены были сменить на полное неизвестности путешест­вие в неведомые края.

При написании статьи использованы материалы книги Павленко Н.И. «Петр Великий», М., «Мысль», 1994 г.