Две точки опоры существует у любого государства. Одной ногой — армией — оно опирается о сушу, другой — военным флотом — крепко стоит на морях и океанах. И две эти ее опоры совсем неравнозначны. Сухопутная армия, даже в пух и прах разбитая, восстанавливается быстро. Подрастает новое по­коление, пороху не нюхавшее, остается только их вооружить и в форму одеть. Дело это затратное, но всем странам, на роль сверхдержав претендующим, всегда оказывалось по карма­ну.

А вот гонка морских вооружений по стоимости ни в какое сравнение с гонкой вооружений сухопутных не идет. Взять и разом отстроить новый флот не под силу ни одной державе. Поэтому разгром сухопутной армии это поражение, а уничто­жение флота — катастрофа.

Потерпев поражение в Русско-японской войне 1905-1906 гг., потеряв в неудачных морских сражениях весь цвет русского флота, правительство Николая II разработало большую судостроительную программу. Она, эта русская про­грамма действий, пришлась на период общего рывка мировой «морской» гонки вооружений. Последним словом тогдашней военно-морской науки стали усовершенствованные линейные корабли (линкоры). Их стали называть дредноутами.

Свое на­звание, ставшее нарицательным, они получили от «пилотно­го» английского корабля под названием «Дредноут» («Не­устрашимый»), построенного в 1905-1906 гг. Созданные по последнему слову науки и техники, эти суда были более живучи и непотопляемы. Огромные, приземистые корабли с пушками очень большого калибра становились весомыми аргументами в будущей мировой схватке. Дредноуты стали строить опережающими темпами во флотах всех соперни­чающих держав.

Линейный корабль «Андрей Первозванный», Балтийский флот, 1919 г.

Стоимость таких кораблей, количество ста­ли и брони, расходуемое на производство этих монстров, бы­ли просто умопомрачительны. Именно дредноуты являлись олицетворением мощи государства и его веса на международ­ной арене. Бронированные дорогостоящие гиганты, «пожира­тели бюджетов» служили показателем его финансового бла­гополучия, экономического расцвета, уровня развития науки, техники и промышленности.

Россия начала строительство дредноутов позднее других держав, поэтому на начало Первой мировой войны в строю не бы­ло еще ни одного корабля. Но на разных стадиях постройки их было двенадцать. В 1917 г. последние из русских дред­ноутов должны были встать в строй. Судьба распорядилась иначе. К концу Гражданской войны в России их осталось все­го четыре, и из них лишь три в жалком, но боеспособном со­стоянии.

Эскадренный миноносец «Гавриил», Балтийский флот, 1919 г.

Ни один из русских кораблей-титанов не погиб в бою, как и подобает настоящему военному судну. Все они стали жертвами случившейся в России смуты. Но не стоит винить в гибели кораблей одних только большевиков. Ликвидацию флота начало еще Временное правительство. Сроки постройки кораблей переносились, а через некоторое время деньги от Временного правительства Керен­ского А.Ф. перестали поступать совсем. Большевикам боевые ко­рабли были нужны еще меньше, чем «временщикам».

Корабли Балтийского флота во время ледового похода, 1918 г.

Поста­новлением Госплана в мае 1923 г. разрешили их продажу за границу. Ко­рабли приобрела «в целом виде» германская фирма «Альфред Кубац», чтобы уже в своих доках разрезать на металл…

Основные силы наших кораблей перед Первой мировой войной были сосредоточены в Балтийском и Черном морях. На первом этапе войны русский флот в Бал­тийском море получил чисто оборонительную задачу: защиты Рижского и Ботнического заливов от вторжения противника. Немцы также держались пассивно, поэтому потери обеих сто­рон были минимальны.

Карта ледового похода кораблей Балтийского флота в 1918 г.

В 1915 г. с появлением в своих ря­дах дредноутов «Севастополь», «Полтава», «Петропавловск» и «Гангут» русский флот уже мог вести себя активнее, но он был прочно «закупорен» германцами в своих водах. Однако в связи с немецким наступлением его действия становились более напряженными: корабли стали поддерживать сухопут­ные войска. В 1916 г. на коммуникациях противника появи­лись семь наших новых подводных лодок типа «Барс», а также английские субмарины, присланные британскими «союзника­ми».

Осенью немецкие корабли попытались прорваться в Фин­ский залив и потеряли на нашем минном заграждении 7 (!) но­вейших миноносцев. Наши потери составили 2 эскадренных миноносца и 1 подводную лодку. Как видим, до начала русской смуты никаких катастрофических поражений русский Балтий­ский флот не понес. Свои задачи он выполнял, а потери немцев при этом даже превосходили наши.

В 1917 г. общее разложение вооруженных сил в большой сте­пени коснулось и флотского организма. Дисциплина и бое­способность судов теперь оставляли желать много лучшего. За время правления Керенского матросы превра­тились из боевой силы в толпу люмпенов, ни за что не желаю­щих рисковать своей шкурой в настоящем бою. Героической гибели они предпочитали расправы над собственными офи­церами.

Процесс разложения зашел так далеко, что в октябре 1917, в момент захвата немцами Моонзундских островов, эки­пажи просто опасались выходить в море. Так, команда загради­теля «Припять» отказалась заминировать пролив Соэлозунд. Судовой комитет не дал своего одобрения на эту операцию, так как мины пришлось бы ставить в пределах дальности дей­ствия корабельной артиллерии противника, а это «слишком опасно».

И все же русский флот огрызался: в результате захвата Моонзундских островов немцы потеряли эсминцы S-64, Т-54, Т-56 и Т-66, патрульные суда «Альтаир», «Дельфин», «Гутейль», «Глюкштадт» и тральщик М-31. Русский флот поте­рял броненосец «Слава» и эсминец «Гром». Снова мы видим интересную картину: даже в период бурного разложения дис­циплины и резкого упадка боеспособности русский флот на­носил противнику ощутимые потери.

Затем эстафету разложения русского флота у Временного правительства подхватили большевики. 29 января 1918 г. Совет народных комиссаров издал декрет о роспуске царско­го флота и организации флота социалистического. Строитель­ство «нового» Ленин совершенно справедливо начинал с пол­ного разрушения «старого». Но если в сухопутной армии это означало всеобщую демобилизацию, то на флоте основ­ным следствием ленинского решения стало массовое уволь­нение с кораблей кадровых офицеров, как силы заведомо контрреволюционной. Однако на корабле роль офицера несравни­мо важнее.

Флот, ли­шенный офицеров, совершенно не мог воевать, а заменить его другим, «красным» флотом было невозможно. Дело даже не в том, что орущей матросней более некому было командо­вать, просто для стрельбы из орудий сверхмощного дредноута требуется знание множества сложных дисциплин. На глазок на расстояние десятков километров не стреляют. Ушли спе­циалисты — корабли превратились просто в плавучие казар­мы и перестали быть боевыми единицами.

Списав на берег офицеров, большевики сразу вывели Балтийский флот из игры и приковали его к пирсам портов. Подписав Брестский мир, Россия признавала независимость Финляндии и отторжение Эстонии. Следовательно, для бази­рования Балтийского флота оставался только один русский порт — Кронштадт. Начались скитания русских кораблей.

Сна­чала немцы заняли Ревель. Часть флота, расположенная там, перебазировалась в Гельсингфорс, пройдя сквозь льды. Но на­хождение в финской столице проблемы не решало, а лишь от­кладывало ее решение на пару недель. Финляндия ведь тоже стала независимой. К тому же именно в этот момент немцы откликнулись на просьбу «белого» финского правительства, оказав ему помощь в борьбе с «красными» финнами.

5 мар­та 1918 г. германцы высадили десант, начав продвижение в глубь северной страны. Теперь положение Балтийского фло­та стало совсем печальным. Белофинны и немцы, заканчи­вая уничтожение финской Красной гвардии, приближались к местам стоянки кораблей. И вот командующий германской эскадрой предъявил ультимативное требование, чтобы весь русский флот, стоявший в Гельсингфорсе, был передан нем­цам до 31 марта.

Удивляться наглости Берлина не стоит. По­сле заключения Брестского мира Германия последовательно шантажирует большевиков, выставляя им новые и новые тре­бования. Немцев можно понять — чувствуя военную беспо­мощность ленинского руководства, они торопятся получить от России как можно больше.

После увольнения с флота почти всех офицеров Балтий­ский флот остался без командующего и кораблями руково­дит коллегиальный орган — Центробалт.

Однако шумная мат­росская вольница для выполнения щекотливых поручений не подходит, нужен конкретный исполнитель, на которого в случае чего можно будет свалить всю вину. И такого нахо­дит сам Троцкий. Выполнять директиву Центра должен бу­дет спешно назначенный Алексей Михайлович Щастный. Это морской офицер, командир корабля.

Его новая должность ад­миральская, но поскольку большевики отменили все воинские звания, он на момент своего назначения стал называться Наморси (Начальником морских сил) Балтийского моря. Можно смело утверждать, что именно он является спасителем Балтий­ского флота. Именно благодаря Щастному Россия сохранит свои корабли на Балтике и мощные орудия русских линкоров встретят нацистов на подступах к Ленинграду через 23 года.

Приняв командование над кораблями, стоящими в Гель­сингфорсе, новый командующий оказывается в сложней­шей ситуации. Расчет Троцкого был на то, что, оказавшись в страшном цейтноте и под прессингом Москвы, он покорно выполнит любые указания большевистской верхушки и от­правит корабли на дно, а не будет думать о спасении флота.

Очень часто в ли­тературе можно встретить информацию, что, мол, флот надо было взорвать, чтобы он не достался немцам. Именно так и должны были поступить пламенные ре­волюционеры с кристально чистой совестью, не имевшие ни­каких финансовых контактов с немецкими спецслужбами. Допустим, что это так, однако в таком случае совершенно непонятно, почему полстраны Германии отдать можно, а три сотни кораблей — нет?

Почему для спасения революции мож­но пожертвовать Украиной, Литвой, Латвией, Польшей, Эсто­нией и Грузией, а флот немцам отдать нельзя? Раз товарищи большевики столь щепетильны в делах распродажи собствен­ной Родины, то не надо было вообще мирный договор с кай­зером заключать. Если уж сказали «А», то придется и «Б» го­ворить. Нелогично получается — сначала все, что германцы потребовали, сделать, а потом из-за какого-то флота с ними снова вступать в конфликт.

Помимо всего прочего, линкоры и дредноуты просто стоят уйму денег и если новой социалистической России флот по какой-то не­ведомой причине больше не нужен, то его же можно просто продать. Ведь будут же большевики позже продавать куль­турные ценности, отчего же заодно и корабли не толкануть? На вырученные деньги можно купить продовольствие и на­кормить голодных питерских рабочих, их жён и детей.

Да и вообще, какие такие интересы трудового народа тре­буют русские корабли утопить и уничтожить? В интересах мировой революции надо было бы единственный в мире Крас­ный флот сохранить, а не уничтожать и не портить. Для кого сильный русский флот — это ночной кош­мар? Для англичан, для этой корабельной нации, любой силь­ный флот — ночной кошмар.

Лежать бы Балтийскому флоту на дне, если бы не Щастный А.М. Наморси принимает един­ственно полезное для интересов России решение, он прини­мает вариант, за который заплатил своей жизнью. Русский патриот, морской офицер ре­шает спасти флот! Щастный А.М. решил во что бы то ни стало перевести флот в Кронштадт. Это был беспримерный акт мужества. 12 марта 1918 г. из Гельсингфорса в сопровождении ледоколов выходит пер­вый отряд кораблей.

Рейд, получивший название Ледового перехода, проходил в крайне тяжелых условиях, и не толь­ко из-за мощности льда и торосов. Спасению флота мешала неукомплектованность кораблей офицерами и даже матроса­ми. Большевистская политика привела к увольнению первых и активному дезертирству вторых. Сложилась ситуация, ко­гда судами было просто некому управлять. Проблему частич­но удалось решить, разместив на борту солдат Свеаборгского гарнизона.

Движению наших кораблей также тщетно пыта­лась помешать своим огнем финская батарея на острове Лавенсаари. Но под угрозой огромных орудий дредноутов она быстро замолчала. Через 5 дней, 17 марта 1918 г., русские корабли благополучно прибыли в Кронштадт. Вслед за ними отправилась вторая группа судов, а последние корабли Бал­тийского флота ушли из Гельсингфорса в 9 часов утра 12 ап­реля, за три часа до прихода туда немецкой эскадры. Ледовый переход, считавшийся невозможным, был осуществлен. Всего из 350 боевых судов Балтийского флота было спасено 236 ко­раблей, в том числе — все четыре дредноута.

Наморси Ща­стный и рядовые моряки считали свою задачу выполненной, а корабли спасенными. В этот момент из Москвы пришла но­вая неожиданная директива. Всего через 12 дней после Ледового перехода наркомвоенмор Троцкий прислал в Кронштадт секретный приказ — подготовить флот к взрыву. Удивлению и возмущению Щастного, получившего такую депешу 3 мая 1918 г, не было границ.

Спасенный с таким трудом Балтийский флот предполагалось затопить в устье Невы, дабы избежать его захвата немцами, наступление кото­рых на город большевистское руководство считало возмож­ным. Не надеясь особо на сознательность матросов, в той же директиве Троцкий приказал создать особые денежные счета в банке для исполнителей будущего взрыва!

Патриот Щастный сделал эти секретные приказы достоя­нием «морской общественности», что немедленно взбудора­жило флот. Даже революционные братишки-матросики, оз­накомившись со столь интересными приказами товарища Троцкого, почуяли неладное. Особенное возмущение эки­пажей вызвал тот факт, что за взрыв собственных кораблей предполагалось заплатить деньги.

Это настолько попахивало банальным подкупом, что экипажи потребовали объяснений. «А в то же время в самом флоте упорно распространяются слухи о том, будто советская власть обязалась перед немцами особым тайным пунктом договора уничтожить наш военный флот», — говорит об этом сам виновник возникновения чудо­вищных слухов Лев Давыдович Троцкий.

Вот ведь штука какая. Когда вы умираете, защищая свою жену и детей, свою Родину и свой отчий дом, деньги вам пред­лагать не надо. Вам ясно и понятно, почему и зачем вы сиди­те в окопе или стоите у корабельного орудия. Деньги нужны для того, чтобы заглушить угрызения совести. Когда вы сиди­те не в том окопе, не с той стороны баррикад…

11 мая 1918 г. экипажи минной дивизии, стоявшей на Неве в центре города, постановили: «Петроградскую ком­муну ввиду ее полной неспособности и несостоятельности предпринять что-либо для спасения родины и Петрогра­да распустить». Всю власть для спасения флота моряки по­требовали передать морской диктатуре Балтийского флота. А уже 22 мая на III Съезде делегатов Балтийского флота мат­росы заявили, что флот будет взорван только после боя.

Пройдет двадцать с небольшим лет, и немецкие войска окажутся снова у стен Петрограда-Ленинград а, но никому и в голову не при­дет предлагать питерским рабочим записываться в ополчение за деньги. Ленинградцы будут умирать с голоду, но не сдадут­ся врагу, и никаких премий и поощрений им за это не будет нужно. Потому что сражались они за Родину и за идею, а все эти деньги и счета, все это — понятия из другого, буржуазно­го мира. А тут на тебе — революция, 1918 год, красные мат­росы и… банковские вклады! Что-то концы с концами не схо­дятся.

«Союзникам» для полной ликвидации России как великой державы необходимо потопление кораблей. Они давят на Ленина и Троцкого и обе­щают, как говорит Черчилль, «что они не будут вмешиваться во внутренние дела России», то есть позволят советской власти устоять. Цена этому нейтралитету — головы Романовых и зато­пление большевиками русского флота.

Однако суда остались целыми и потом очень да­же пригодились Ленину и Троцкому для обороны Петрогра­да от белогвардейцев. Кроме этого, по Мариинской водной системе из Балтийского моря в Нижний Новгород летом 1918 г. был направлен отряд миноносцев и плавучая батарея дальнобойных орудий. Из балтийских и черноморских моряков была создана Волжская революционная флоти­лия под руководством матроса Маркина Н.Г. для борьбы с белыми на Восточном фронте.

Награда благодарного советского пра­вительства герою Щастному не заставила себя долго ждать. 25 мая 1918 г. он был вызван в Москву, арестован, за 10 дней мате­риал по его делу был собран и передан в специально созданный для этого Ревтрибунал. Крыленко назначался гособвинителем, Кингисепп председателем суда, а единственный свидетель об­винения и вообще единственный свидетель… был сам Троцкий.

Суд начался 20 июня 1918 года и был закрытым. Щастного А.М. признали виновным «в подготовке контрреволюционного переворота, в государственной измене» и на следующий день расстреляли, несмотря на официально отмененную советским правительством смертную казнь!

Статья написана по материалам книги Н. Старикова «Ликвидация России. Кто помог красным победить в Гражданской войне?», изд. «Питер», 2012 г.