В конце 1920 г. Гражданская война фактически закончилась. Населе­ние надеялось на облегчение своего положения. Но политика «военного коммунизма» не смягчилась. Продотряды по-прежне­му отбирали у крестьян все «излишки» продовольствия. Скудные пайки получали и рабочие. Недо­вольство в стране нарастало, волнения вспыхивали то там, то здесь. 24 февраля 1921 г. начались стачки рабочих Петрограда. Бастовали под лозунгами: «Хлеба!», «Пусть работают те, у кого комиссарские пайки!». Волнения сурово подавили, зачинщиков арестовали.

Узнав об этом, открыто возмутились моряки Кронштадта, которых называли «красой и гордостью» Октября. Команды лин­коров «Петропавловск» и «Севастополь» приняли резолюцию с экономическими и политическими требованиями. 2 марта мат­росы и другие жители города избрали временный ревком (ВРК) из 15 человек. Кроме моряков в него вошли четверо рабочих, санитар и директор школы. Председателем ревкома стал матрос Степан Петриченко. Надо отметить, что за годы Гражданской войны на флот было мобилизовано много крестьян…

Восставшие считали, что продолжают дело Февраля и Ок­тября. В Феврале сбросили царя, в Октябре — избавились от бур­жуазии. «Но полная шкурников партия коммунистов захватила власть в свои руки, устранив рабочих и крестьян, во имя кото­рых действовала. Пришло время свергать комиссародержавие, Зоркий часовой социальной Революции — Кронштадт — не про­спал. Он был в первых рядах Февраля и Октября. Он первый под­нял знамя восстания за Третью Революцию трудящихся. Наста­ло время подлинной власти трудящихся, власти Советов», — так писала газета восставших «Известия ВРК».

В этой же газете неоднократно публикова­ла короткие куплеты, отражавшие на­строения моряков. Так, среди кронштадтиев была популярна песня:

Поднимайся, люд крестьянский,
Всхолит новая заря.
Сбросим Троцкого оковы,
Сбросим Ленина-царя…

Восстание шло под лозунгом: «Вся власть Советам, а не пар­тиям!» Правда, большевики поняли его по-своему: «За Советы без коммунистов!» К восставшим присоединилось и около трети городских коммунистов. Ещё 40% называли себя «нейтральны­ми». Среди остальных произвели аресты, но никого из них за всё время восстания не расстреляли.

1 марта 1921 г. перед кронштадтцами на 15-тысячном митинге на Якорной площади выступил «всесоюзный староста» Калинин М.И., который так ничего и не ответил о ликвидации прод­развёрстки, о предстоящем облегчении положения крестьян и рабочих. Митингующие моряки под свист и возгласы: «Долой фальши­вых коммунистов!» проводили «всесоюзного старосту» и не стали препятствовать его выезду из крепости. На приезд Калинина газета восставших «Известия ВРК» поместила такую частушку:

Приезжает сам Калинин,
Язычище мягок, длинен,
Он малиновкою пел,
Но успеха не имел…

Восставшие арестовали руководителей Кронштадтского совета и около 600 коммунистов, в том числе и комиссара Балтийского флота Кузьмина Н.Н. 3 марта советские газеты сообщили, что в Кронштадте вспыхнул белогвардейский мятеж во главе с эсером Петриченко С.М. и генералом Козловским А.Н.,  начальником артиллерии Кронштадта.

Действительно, этот бывший генерал-майор был в числе восставших кронштадтцев, но многие из них даже не знали о его существовании. Впечатление на всю страну это сообщение произвело потрясающее. «Восстание в Крон­штадте! — вспоминал журналист З. Арбатов. — Самое важное было то, что восстал именно Кронштадт, тот самый Кронштадт… И слова «Кронштадт восстал!» как бы торжественно переплета­лись с храмовыми звуками «Христос воскресе!» Самое ценное то, что Кронштадт, а не какой-нибудь Орёл или Рыбинск!»

Мятежники надеялись на мирный исход событий и высла­ли одну за другой две делегации для переговоров. Обе они были арестованы, а позднее и расстреляны. Троцкий Л.Д. направил кронштадтцам требование «немедленно сложить оружие». «Толь­ко безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость Совет­ской Республики», — писал он. В Кронштадте появились листов­ки с угрозой расстрелять мятежников, «как куропаток». Власти объявили восставших «вне закона»,  родственников руководителей восстания  брали в качестве заложников.

7 марта город начали обстреливать. По этому поводу рев­ком заявил: «Фельдмаршал Троцкий, весь в крови рабочих, пер­вым открыл огонь по революционному Кронштадту…» Восставшие с нетерпением ждали, как воспримет их требо­вания X съезд партии, начавшийся 8 марта. Съезд сделал первый шаг навстречу крестьянству — отменил продразвёрстку. Это было одним из главных требований кронштадтцев. В то же время по от­ношению к самим восставшим курс остался непримиримым. Ле­нин заметил, что Кронштадт (т. е. стоящая за ним крестьянская стихия) «более опасен, чем Деникин, Юденич и Колчак, вместе взя­тые». Триста делегатов съезда, отряд коммунистов и три полка курсантов нескольких военных училищ отправились на штурм Кронштадта.

Большевикам предстояло провести небывалую в военной истории операцию: силами пехоты взять морскую крепость! Но медлить не приходилось: лёд с каждым днём становился тонь­ше. Ещё немного — и Кронштадт стал бы неприступным.

Первую попытку штурма, в ночь на 8 марта, повстанцы от­били. Маршал Конев И.С., участник событий, вспоминал: «По­ложение было сложное, настроение неустойчивое, некоторые курсанты отказывались наступать, некоторые артиллеристы от­казывались стрелять». Несколько красноармейских полков за­явили, что «не желают воевать против братьев-матросов». Меры к таким частям применялись беспощадные: их разоружали, каж­дого десятого расстреливали или предлагали «смыть позор кро­вью», идя на приступ в первых рядах.

«Канонада буквально глушила нас мощью бризантных 12-дюймовых снарядов. Это и на берегу не слишком приятно, когда хлопнет такая дура, в чьей воронке и в ширину, и в глубину можно разместить целый двухэтажный дом, а на льду-то ещё чувствительнее… Но самое трагичное заключалось в том, что каждый снаряд независимо от того, наносил или не наносил он поражения, падая на лёд, образовывал огромную воронку, и её почти сейчас же так за­тягивало битым мелким льдом, что она переставала быть различимой. В по­лутьме, при поспешных перебежках под огнём, наши бойцы то и дело попадали в эти воронки и тут же шли на дно…», — вспоминал первый штурм Иван Степанович Конев.

В ночь на 17 марта начался второй, решающий штурм Крон­штадта. Наступавшие продвигались тихо, одетые в белые маски­ровочные халаты. До крепости по льду путь предстоял неблиз­кий — около 10 км. Но кронштадтцы заметили штурмующих, ког­да первые из них уже подошли к городским стенам. Тогда кре­пость озарилась вспышками выстрелов: все её орудия и корабли открыли огонь. Только после полудня нападавшим с огромны­ми потерями удалось прорваться в город через главные ворота. Уличные бои шли до позднего вечера. 18 марта весь Кронштадт оказался в руках красноармейцев.

Тухачевский М.Н., руководивший штурмом крепости, говорил: «Я был пять лет на войне, но я не могу вспом­нить, чтобы когда-либо наблюдал та­кую кровавую резню. Это не было боль­шим сражением. Это был ад. Матросы бились, как дикие звери. Откуда у них бралась сила для такой боевой ярос­ти, не могу сказать. Каждый дом, кото­рый они занимали, приходилось брать штурмом. Целая рота боролась полный час, чтобы взять один-единственный дом, но когда его, наконец, брали, то оказывалось, что в доме было всего два-три солдата с одним пулемётом. Они казались полумёртвыми, но, пых­тя, вытаскивали пистолеты, начинали отстреливаться со словами: «Мало уло­жили вас, жуликов!»

Часть восставших, около 8 тыс. человек, вырвалась из крепости и по льду ушла в Финлян­дию. Среди ушедших оказались Петриченко и Козловский. Там они сдались финским властям.

К лету 1921 г. более 2100 кронштадтцев, взятых в плен, расстреляли. «Миндальничать с этими мерзавцами не приходится», — с возму­щением говорил Павел Дыбенко, сам бывший матрос. Расстреливали их на льду перед крепо­стью. С весны 1922 г. началось массовое выселение жителей Кронштадта с острова. В лагеря отправили свыше 6450 человек. Однако через год большинство из них освободили по амнистии.

Не стоит думать, что верхушка партии не знала реального положения. Расследованием ситуации в Кронштадте занимался особоуполномоченный при президиуме ВЧК Яков Саулович Агранов, которому очень доверял Владимир Ленин. Агранов составил секретный доклад, в котором, в частности, говорилось: «Кронштадтское движение возникло стихийным путем и представляло собой неорганизованное восстание матросской и рабочей массы… Следствием не установлено, чтобы возникновению мятежа предшествовала работа какой-либо контрреволюционной организации среди комсостава или работа шпионов Антанты. Весь ход движения говорит против такой возможности…» Теперь, когда рассекречены и преданы гласности многие документы, становится ясно, что именно тогда произошло. Кронштадтский мятеж стал одним из проявлений массового недовольства политикой советской власти.