Страна устала от войны. Изнемогала от нее и армия. Мелькнувшее было летом 1916 г. воодушевление, вы­званное успешным наступлением, быстро прошло и по­степенно сменилось состоянием безнадежности. Все чаще слышалось в окопах: немцев нам не победить. И солдаты начинают размышлять, и размышления эти вес чаще за­ставляют их внимательнее прислушиваться к тем, кто го­ворит: а ради чего ведется война? Что даст русскому мужику овладение Константинополем? Кто выигрывает от войны, кто на ней наживается?

А тут еще и снабжение на фронте резко ухудшается. Вместо трех фунтов хлеба (фунт — 400 граммов) солда­там, находившимся в окопах, стали давать два фунта, а в тылу — полтора. Мяса раньше полагалось фунт в день, теперь же норму урезали до трех четвертей, а затем и до половины фунта. Вскоре пришлось ввести два постных дня в неделю, когда в солдатский котел вместо мяса клали рыбу, большей частью — селедку. Взамен гречневой ка­ши в ход пошла чечевица…

В целом для конца 1916 г. утверждение о небоеспособности русской армии было бы несправедливым. Она устала, она начала подумывать о мире, но дисциплина в ней еще поддерживалась стараниями офицеров. Другое дело тыл…

В тылу положение осложнялось с каждым месяцем. Экономическая разруха, обрушившаяся на страну, сти­хийная тяга народных масс к миру с неумолимой после­довательностью толкали массы к революции. Осенью 1916 г. напряжение нарастало. Каждая очередь за хле­бом (а их было несчетное количество в России той поры) превращалась в политический клуб: женщины, старики обсуждали вести с фронта, слухи о близком и желанном мире, не стесняясь в выражениях, ругали власти…

Взволновались и буржуазные круги, так называемая «общественность». С одной стороны, нарастание револю­ционного кризиса, отчетливо ощущаемое, грозило буржуа­зии катастрофой. С другой стороны — царизм не желал делиться властью с представителями русской буржуа­зии, а им так этого хотелось!

На конференции в Шантильи 2 (15) — 3 (16) ноября 1916 г. было принято решение, что к весне буду­щего года союзные армии подготовят совместные и согла­сованные операции. Российская империя доживала последние недели, но на фронте, не предвидя этого, готовились к наступле­нию. Наконец было принято решение о плане кампании. Решено было на­носить главный удар Юго-Западным фронтом на Львов­ском направлении. Северный и Западный фронты нано­сили вспомогательные удары. Как видим, план учитывал опыт операции 1916 г. Наступление предполагали на­чать в апреле, не позже 1 мая. 24 января (6 февраля) царь утвердил план.

На этот раз главный удар наносила 7-я армия, наступая в севе­ро-западном направлении на Львов; 11-я армия также нацеливалась на Львов, но с востока. Особая и 3-я ар­мии вновь должны были попытаться овладеть Владимир-Волынском и Ковелем. 8-й армии давалась вспомогатель­ная задача.

Брусилов начал подготовку самым тща­тельным образом. Юго-Западному фронту выделялись и резервы, и необходимые средства: ранней весной ожида­лось прибытие двух армейских корпусов, фронту прида­валась тяжелая артиллерия особого назначения (ТАОН), снабжение снарядами резко улучшилось.

Шёл уже тридцать первый месяц мировой войны, когда в фев­рале 1917 г. в России совершилась революция. К этому времени русский фронт удерживал почти половину всех военных сил противника. На первый взгляд положение на фронте обрело ус­тойчивость. Однако в армиях уже накопилось глухое недоволь­ство бесконечной войной, усиливалась жажда скорейшего мира. Были и другие причины для брожения в воинской среде. Так, ещё в 1915 г. для укрепления дисциплины в войсках было введено на­казание розгами. Эта мера наказания, как унижающая достоин­ство, вызывала у солдат сильное возмущение.

Оказавшись у власти, 6 марта Временное правительство зая­вило, что будет продолжать войну «до победного конца». Оно обещало также «свято хранить» верность союзникам и всем за­ключённым с ними соглашениям. Окончательно изменило соотношение сил в по­льзу Антанты вступление 6 (19) апреля 1917 г. в войну США. 22 мая по радио командующий германским Восточным фронтом принц Леопольд Баварский предложил России начать мирные переговоры. Временное пра­вительство ответило категорическим отказом…

16 апреля 1917 г. в Петрограде состоя­лась многотысячная демонстрация сол­дат — инвалидов Первой мировой войны. Гре­мел военный оркестр; демонстранты шли под красными знамёнами и плака­тами с надписями: «Взгляните на наши раны. Они требуют победы!», «Слава павшим! Да не будет их гибель напрас­ной!», «Пораженцы позорят Россию!», «Ленина и компанию — обратно в Гер­манию!», «Война за свободу до послед­него издыхания!». Отдельной колонной шли ветераны сражений, потерявшие зрение. Они несли транспарант: «Ослеп­шие воины. Война до полной победы!».

Французский посол в России Морис Палеолог, видевший эту демонстра­цию, рассказывал о ней: «Самые здо­ровые раненые тащатся медленно, кое-как размещённые шеренгами; большин­ство перенесли ампутацию. Самые сла­бые, обвитые перевязками, рассажены в повозках. Эта скорбная рать как бы олицетворяет весь ужас, все увечья и пытки, какие может вынести человече­ская плоть, Её встречают религиозной сосредоточенностью, перед ней обна­жаются головы, глаза наполняются сле­зами; женщина в трауре, рыдая, пада­ет на колени».

Между тем стихийное стремление к миру нарастало. На фрон­те начались знаменитые братания с неприятельскими солдатами. Сражающиеся друг с другом части прекращали стрельбу, выходили из окопов. Бойцы мирно разговаривали, курили, обменивались различными мелкими вещами. Всюду в русских воинских частях избирались солдатские комитеты, которые часто отменяли при­казы начальства.

«По всей Армии, — писал генерал Краснов П.Н., — пехота отказывалась выполнять боевые приказы и идти на пози­ции на смену другим полкам. Были случаи, когда своя пехота за­прещала своей артиллерии стрелять по окопам противника под тем предлогом, что такая стрельба вызывает ответный огонь не­приятеля. Война замирала по всему фронту…»

Офицеры же потеряли в солдатской среде всякий авторитет и да­же непосредственную власть. Положение командиров в армии с марта 1917 г. сделалось в высшей степени сложным и необычным. Бру­силов так характеризовал его: «Офицер в это время представлял собой весьма жалкое зрелище, ибо он в этом водовороте всяких страстей очень плохо разбирался и не мог понять, что ему делать. Его на митингах забивал лю­бой оратор, умевший языком болтать и прочитавший не­сколько брошюр социалистического содержания.

При вы­ступлениях на эти темы офицер был совершенно безору­жен, ничего в них не понимал. Ни о какой контрпропа­ганде и речи не могло быть. Их никто слушать не хо­тел. В некоторых частях дошли до того, что выгнали на­чальство, выбрали себе свое, новое, и объявили, что идут домой, ибо воевать больше не желают. Просто и ясно. В других частях арестовывали начальников и сплавляли в Петроград, в Совет рабочих и солдатских депутатов; наконец, нашлись и такие части, по преимуществу на Северном фронте, где начальников убивали».

Брусилов считал, что для ограждения армии от беспорядков нужны спешные неотложные меры. В качестве такой меры он предполагал учредить при штабе фронта и в каждой из четырех армий комитеты «из обществен­ных организаций», которые и вели бы пропаганду за вой­ну «до победного конца». Он считал, что до момента окон­чания войны не должно существовать а армии никаких партий­ных и политических споров, которые неизбежно действу­ют на нее деморализующе… Но отгородить армию от событий в стране, от ее бурной политической жизни было не­возможно.

24 апреля (7 мая) Брусилов А.А. доносил Гучкову: «Солдаты отрицают войну, не хотят и думать о наступлении и к офицерам относятся с явным недовери­ем, считая их представителями буржуазного начала. Та­кое состояние частей действует на соседей, как зараза. Является настоятельная необходимость скорейшего при­бытия в части VII и XI армий, готовящихся к решительному удару, вдохновленных, горячо любящих родину чле­нов Государственной думы и рабочих депутатов для са­мой искренней и горячей проповеди необходимости вес­ти победоносную войну; необходимо, чтобы депутаты бы­ли демократичны и могли бы пробыть в частях более продолжительное время».

Наступать и побеждать с таким настроением солдат было сложно. Сторонники продолжения войны доказывали солдатам, что «путь к миру лежит через окопы противника». Военный министр А. Керенский говорил, выступая 12 мая перед войска­ми: «Вы самые свободные солдаты мира. Разве вы не должны доказать миру, что система, на которой строится ныне армия, — лучшая система.

Разве вы не докажете другим монархам, что не кулак, а совесть есть лучшая сила армии (Возбуждённые возгласы: «Докажем!»). Ваша армия при монархе совершала подвиги. Неужели она при республике окажется стадом баранов?» (Буря аплодисментов. Крики: «Нет, никогда!»).Керенский неделями объезжал войска на фронте и с пламенным красноречием при­зывал бойцов к наступлению на врага. Точная дата начала на­ступления держалась пока в тайне. Военный министр подчёрки­вал, что от этого наступления зависит судьба революции.