Политические деятели, домогавшиеся власти и ради этого поливавшие без разбора грязью собственную страну, подрывали международное положение России. Отвратительная склока, раздиравшая правящий лагерь, отнюдь не содействовала равноправным отношениям России с союзниками.
В результате складывалось парадоксальное и трагическое положение: Россия, спасшая Антанту в 1914-1915 гг., внёсшая самый большой вклад в коалиционную войну, третировалась Парижем и Лондоном. Малопродуманные заказы вооружения и снаряжения за рубежом, унизительные просьбы о займах убеждали правителей Франции и Англии, что в России воцаряется хаос.
До Февральской революции Россия получила от союзников по военным займам 6,3 млрд. рублей, т.е. примерно столько, сколько составляла внешняя задолженность России на 1913 г. Кабальные условия займов (в Англию, например, было вывезено золота в обеспечение кредитов на 600 млн. рублей) могли ставить только стране, которую не считали равноправным партнёром.
Военные расходы России за войну составили (по февраль 1917 г.) 29,6 млрд. рублей, заказы за границей — почти 8 млн. рублей. За внешне значительной суммой последних кроется очень небольшая отдача. Россия вела войну в подавляющей степени за счет собственного производства вооружения и снаряжения. По сравнению с тем, что было изготовлено в России, полученное из-за границы составляет по винтовкам 30%, патронам к ним — менее 1%, орудиям разных калибров — 23%, снарядов к ним — около 20% и т.д.
Плакат, посвящённый военному займу, худ. Р. Заррин
Малая эффективность помощи союзников объясняется, прежде всего тем, что русские военные заказы рассматривались в странах Антанты и США как досадная помеха. Они выполнялись кое-как, сроки поставки не выдерживались, постоянно срывались обещания обеспечения перевозок тоннажем. Заказы на винтовки были выполнены только на 5%, на патроны — на 1%. Большинство заказов исполнено на 10-40%.
Когда речь шла об уступке вооружения и снаряжения, то зачастую присылались неисправные или устаревшие предметы. Убийственную характеристику снабжения России предметами ведения войны дал Дэвид Ллойд Джордж. В своих «Военных мемуарах» он, уничтожительно отозвавшись о стратегических талантах английских и французских генералов на Западном фронте, написал:
«Если бы мы отправили в Россию половину тех снарядов, которые затем были попусту затрачены в этих плохо задуманных боях, и одну пятую пушек выпустивших эти снаряды, то не только удалось бы предотвратить русское поражение, но немцы испытали бы отпор, по сравнению с которым захват нескольких обагренных кровью километров французской почвы казался бы насмешкой».
Плакат, посвящённый военному займу, худ. неизвестен
Западные промышленники рассматривали русские заказы как средство наживы. Цены на вооружение и снаряжение взвинчивались на 25-30% выше, чем для покупателей в западных странах.
Крупные авансы, бездумно выданные еще при Сухомлинове, связали русские ведомства, которые ничего не могли поделать со срывом сроков, поставкой некачественной продукции. Что до кредитов России; то, как повелось в ростовщической практике западных банков, с них снимались различные комиссионные, на них нагревали руки биржевики.
Игнатьев А.А., неплохо узнавший за годы войны финансовую кухню Франции, в двадцатые годы был свидетелем ажиотажа, поднятого на Западе по поводу отказа СССР платить по займам царского и Временного правительств. «Когда, — писал Игнатьев, — через десять лет после войны все тот же Мессими, с которым, в бытность его военным министром, я переживал первые дни мобилизации, старался взвалить на Советскую Россию всю тяжесть долгов царской России, я дал ему следующий простой ответ:
— Одолжите мне до следующего утра только двух ваших жандармов. Обойдя с ними четыре парижских банка, я потребую выписки из русского счета и принесу вам завтра добрую половину денег, оставшихся во Франции от русских займов».
В 1922 г. советская делегация на международной экономической конференции в Генуе оценила ущерб, понесенный Россией в результате невыполнения союзниками обязательств в области материально-технической помощи — в 3 млрд. рублей.
Уже в 1915 г. выявилось недовольство внутренней политикой русского правительства со стороны иностранных послов, которые почти открыто заявляли о своем недоверии ряду царских министров, считая их германофилами.
Зная хорошо и даже слишком умонастроения лидеров монополистических кругов в странах-союзницах России, династию постепенно списывали со счетов. Но никак не Россию с ее, по мнению правительств Антанты, неисчерпаемыми людскими ресурсами. В Париже, во всяком случае, укрепились в убеждении, что ими можно лучше распорядиться на Западном фронте.
В апреле в Россию явились деятели II Интернационала — министр А.Тома и социал-шовинист Р. Вививани. Они завели «старую песню» — дать 400 тыс. наших солдат. Русское правительство согласилось до конца 1916 г. отправить семь бригад и 10 тыс. пополнения. К концу года во Францию отправились две бригады — 20 тыс. солдат и еще две бригады (около 22 тыс. личного состава) в Салоники. В обмен Тома обещал передать России часть новой продукции 105 мм орудий.
Французские «социалисты» взялись поучать, как налаживать военное производство. Тома заявил Штюрмеру (председатель Совета министров): «Заводы ваши работают недостаточно напряженно, они могли бы производить в десять раз больше. Нужно было бы милитаризировать рабочих!» «Милитаризировать наших рабочих! — воскликнул Штюрмер. — Да в таком случае вся Дума поднялась бы против нас». Посетитель с Запада не усмотрел то, что было ясно как день даже «святочному деду» — опасность вызвать революционный взрыв…
После того, как русские войска оказались на Западе, одной из бригад, которая попала на Центральный фронт под командованием Петена во Франции, он устроил смотр.
— Ну, посмотрим, — заявил Петен Игнатьеву — как ваши солдаты освоились с нашей винтовкой. Они ведь у вас сплошь безграмотные.
— Не совсем так, генерал, — ответил Игнатьев. — А что касается винтовки, то ваш устаревший «лебедь» много проще нашей трехлинейки.
Петен провел смотр бригаде. «Из дальнейших вопросов стало ясно, что Петен принимал нас за дикарей, обнаруживал то, что сделало его впоследствии единомышленником нацизма», — заключает Игнатьев. Французский посол Палеолог набрался наглости говорить о русских солдатах как о «невежественной и бессознательной массе».
При написании статьи были использованы материалы книги Николая Яковлева «1 августа 1914», М., «Москвитянин», 1993 г., с. 182-189.
Оставить комментарий