Мужчина, которого брали в рекруты, в семье считается как бы умершим… Из-за огромных размеров империи, плохой почты и неграмотности крестьян родным невозможно получить какие-либо известия от солдата.

«За годы царствования императора Александра I было произведено 17 рекрутских наборов: в 1802 году, по общему счету 73-й набор, по два рекрута от 500 душ, в 1803 году — опять по два рекрута, в 1804 году — по одному рекруту. В 1808 и 1809 годах было два набора по пять человек, в 1810 году — набор по три человека, в 1811 году — по четыре человека. В 1812 году было три набора, в 1813 году — два набора. Следующие наборы проходили в 1818, 1819 и 1824 годах, все потри человека от 500 душ. Таким образом, за 25 лет в армию взяли более двух миллионов мужчин, из них — в годы активных военных действий (с 1812 по 1815-й) — 1 237 000 человек». (А.И. Бегунова «Повседневная жизнь русского гусара в царствовании Александра I», М., «Молодая гвардия», 2000 г., с. 51).

Как отмечают современники, эти наборы совершенно обескровили сельское и городское население, и после 1813 г. в некоторых губерниях нужного по разнарядке числа рекрут уже набрать не могли. Тогда правительство разрешило сдавать за них 12-летних мальчиков, которых помещали в военно-сиротские отделения и из которых готовили для армии мастеровых, писарей, музыкантов, унтер-офицеров.

Надо отметить, что рекрутскую повинность в России несли только два сословия: крестьяне и мещане (около 16 миллионов душ мужского пола). Дворянство и духовенство было от нее освобождено. Купечество же взамен рекрутов вносило деньги по стоимости рекрутской зачетной квитанции (в 1813 году за одного человека 350 рублей).

Требования при наборе рекрут предъявляли очень простые: «надлежащий рост, совершенные лета и здоровье». Рост для солдата в те годы являлся очень важным показателем. Его даже указывали при ходатайстве о награждении. Нормой при сдаче рекрутов тогда считали рост в 2 аршина 4 вершка (примерно 160 см). Но в 1812-1813 гг. эту норму снизили до 2 аршин 2 вершков. За рослыми молодыми людьми хорошего телосложения шла настоящая охота: их отбирали для гвардейских полков (рост требовался не менее 2 аршин 7 вершков, примерно 173-175 см), гренадерских, кирасирских.

Возрастные границы не были столь жесткими. По правилам в армию брали мужчин от 17 до 35 лет. В 1812-1813 годах опять же по недостатку людей планку подняли до 40 лет. Иностранные наблюдатели в Париже в 1814 году отмечали, что русская армия выглядит старой. Но то были не ветераны и бывалые солдаты — они остались на полях сражений в России и Европе, — а новобранцы, новички, взятые по этому возрастному пределу.

Понятия о здоровье тоже были не слишком сложными. Не брали душевнобольных («глупость, безумие, задумчивость»), имеющих внутренние болезни («сухотка, чахотка, водянка»), а также внешние дефекты («глухота, немота, горб, кривая шея, зоб»). Осмотр делали бегло, можно сказать, формально, описывая лишь внешние приметы, особенно — при вербовке в легкую кавалерию, когда нужно было любым способом и быстро набрать определенное число солдат.

Вот характерный пример такой скорописи: «Товарищ» Александр Васильев сын Соколов, от роду лет 17, ростом мерою 2 аршина 5 вершков, лицом смугл, рябоват, волосы русые, глаза карие, из Российских дворян Пермской губернии, того же уезда, крестьян не имеет, доказательств о дворянстве не представил…» Самое интересное заключается в том, что это — формулярный список Дуровой Н.А., которая 9 марта 1807 г. поступила рядовым дворянского звания («товарищем») в Польский, тогда еще конный полк, вербовавший людей в городе Гродно.

В 1812 г. Военная коллегия разрешила допустить к приему в рекруты людей, имеющих даже телесные пороки и недостатки, «кои не могут служить препятствием маршировать, носить амуницию, владеть и действовать ружьем». Теперь в армию могли попасть те, кого раньше браковали сразу: редковолосые, разноглазые, косые, с бельмами и пятнами на левом глазе, заики и косноязычные, не имеющие 6-8 боковых зубов («лишь бы только в целости были передние, для скусывания патронов необходимые») и т.д.

Система рекрутских наборов обеспечивала армию в основном выходцами из русской крепостной деревни. Они составляли костяк нижних чинов в полках пехоты и в артиллерии. Но в гусарах и в уланах в царствование Александра I крепостных было сравнительно мало. Сохранившиеся документы говорят о том, что в легкую кавалерию все-таки старались брать людей вольных.

Величие русского полководца Суворова А.В. и состоит в том, что он правильно учел исторически сложившиеся национальные черты русского народа, его традиции и характер. В немалой степени вследствие этого ему удалось, несмотря на рекрутскую систему комплектования русской армии, создать передовое военное искусство. Русская армия стала самой передовой армией в мире. Цепь выдающихся побед нашей армии, одержанных в течение XVIII в., — яркое доказательство ее блестящих боевых качеств и превосходства русского военного искусства.

Успехи Наполеона в войнах, которые он вел в Западной Европе до 1812 г., объясняются, прежде всего, военной слабо­стью противника, т. е. феодальных государств Центральной Европы. Кроме того, французская армия сумела использовать боевой опыт революционных войн, которые вела Франция про­тив феодальных монархий.

Отмечая сильные стороны наполео­новской армии, в то же самое время нельзя не видеть ее ограни­ченности и слабости. Захватнический характер войн Наполеона определял уязвимость тыла Великой армии, моральный дух которой был относительно высок лишь при достижении ею легких побед и не выдерживал серьезных испытаний.

В новой исторической обстановке начала XIX в., когда на полях сражений появились массовые армии буржуазного типа, реформы, проведенные царским правительством для усиления русской армии, были непоследовательными и ограниченными. В условиях нового способа ведения войны внедрение тактики колонн и рассыпного боя требовало перехода к массовой армии. А такая армия могла быть создана только на основе всеобщей воинской повинности. Решение этой задачи упиралось в сущест­вовавшие феодально-крепостнические отношения.

Крестьянин увозит у французов пушку, гравюра И. Теребенева

Изменения в управлении армией носили малоэффективный бюрократиче­ский характер. Создание военного министерства вводило едино­началие, устраняло параллелизм в управлении. Деятельность первых военных министров (Вязьмитинова, а затем Аракчеева) сводилась главным образом к организации бюрократического аппарата. В 1801 г. была создана «Воинская комиссия для рас­смотрения положения войск и устройства оных». Предложения комиссии об увеличении численности войск не внесли, однако, принципиальных изменений в существующую систему комплек­тования армии. Не был разрешен важнейший вопрос о страте­гических резервах, об источниках и способах увеличения и пополнения войск на случай войны.

Только в ходе войн, которые вела Россия в период 1805-1811 гг., в русской армии произошли крупные изменения, явившиеся следствием усиления прогрессивного русского воен­ного направления, возглавляемого Кутузовым М.И.

Крупная неудача русской и всей союзной армии под Аустер­лицем была той ценой, которую она заплатила за военную си­стему, насаждавшуюся Павлом I, за отход от передового русского военного искусства, основы которого зало­жили Петр I, Румянцев, Суворов и его ученики. Аустерлицкое сражение дало убедительное доказательство превосходства тактики рассыпного строя и колонн над линейной тактикой.

Это было ударом по официальной военной системе. Произведен­ные после этого изменения в организации войск (введение диви­зий, бригад, корпусов) способствовали поднятию боеспособ­ности русской армии до уровня требований, выдвигавшихся опытом войны, но не разрешили важнейшей проблемы создания стратегических резервов.

Русское правительство в условиях сохранения крепостного строя стремилось всячески укрепить рекрутскую систему, придать ей твердые основания путем увеличения числа призы­ваемых. Произведены были изменения и в системе управления войсками. При военном министерстве Барклая-де-Толли были разработаны и введены в действие в 1812 г. «Учреждение воен­ного министерства» и «Учреждение для управления большой действующей армией». Командование армией полностью вве­рялось главнокомандующему, в помощь которому создавался Главный штаб, состоявший из ряда управлений.

Введение «Учреждения для управления большой действую­щей армией», изменения в стратегии и тактике, в обучении и воспитании войск происходили в острой борьбе между передовой русской военной мыслью и реакционными военными взглядами. Эта борьба прогрессивных военных кругов имела большое значение: она поднимала боеспособность армии. Однако все эти чрезвычайные меры не могли дать выхода из затруднитель­ного положения.

В условиях крепостного права русское правительство было бессильно разрешить вопрос о стратегических резервах. В таких условиях основным источником формирования резервов, без которых уже немыслим был успех национально-освободительной войны, могли быть только народные ополчения.

В 1806-1807 гг. царское правительство под воздействием непосредственной опасности вторжения Наполеона в Россию вынуждено было прибегнуть к формированию ополчения в мас­штабах, обеспечивавших создание необходимых источников пополнения армии.

30 ноября 1806 г. был издан манифест «О составлении и обра­зовании повсеместных ополчений или милиций». Ополчение 1806 г., именуемое в манифесте «земским вой­ском», или «милицией», формировалось в семи областях, вклю­чавших 31 губернию, и насчитывало в своих рядах 612 тыс. ратников. Создавалось оно на следующих основаниях: каждый помещик, «казенное село» и мещанское общество в двухнедель­ный срок должны были выставить положенное число вооружен­ных, обмундированных и обеспеченных трехмесячным жалованьем и продовольствием людей.

Ратники, зачисленные в ополчение, до выступления их к частям действующей армии должны были оставаться в своих селениях, в помещичьих владениях и, «пребывая в крестьянском их быту, исправлять все те повинности, коими они обязаны по земскому и волостному управлению».

Командный состав ополчения избирался дворянством. Главнокомандующий област­ным ополчением назначался императором «из особ, верностью, службою и достоинствами общественную доверенность приобре­тающих». Главнокомандующему областным ополчением были подчинены все местные административные органы власти. Все его распоряжения, касающиеся формирования ополчения, должны были исполняться, как определялось в манифесте, «с точностью, верностью и поспешностью».

Ополчение 1806 г. имело законченную организацию, опре­делявшую взаимные отношения начальников и порядок снаб­жения. Первый призыв ратников на военную службу произведен был весной 1807 г., в период возросшей опасности вторжения наполеоновских войск в Россию. Но вскоре был заключен Тильзитский мир. Противник уже больше не угрожал вторжением, и поэтому надобность в сохранении ополчения в таких больших размерах отпала. По манифесту от 27 сентября 1807 г. оно было распущено. Но в нарушение своего обещания не обращать ратников в рекруты, царь разрешил из 200 тыс. воинов, подле­жавших возвращению домой, перевести в рекруты 177 тыс.

Интересно, кому идти на 25 лет в рекруты, решал жребий, и от этого можно было официально откупиться — в 1812 году эта услуга оценивалась в тысячу рублей. Родственникам рекрутов, взятых в армию, полагалось вознаграждение в 50 рублей. При этом неплохая лошадь стоила 130 рублей.

Сохранение рекрутской системы дало о себе знать с особой силой в 1812 г. Крупные неудачи русской армии в начальный период Отечественной войны 1812 г. в значительной степени были обусловлены именно кризисным состоянием рекрутской системы, отсутствием необходимых резервов. Опыт, накоплен­ный в процессе формирования массового ополчения 1806-1807 гг., был использован затем в Отечественной войне 1812 г., когда ополчение выполнило роль мощного источника попол­нения русской армии.

Вступив на пост главнокомандующего, Кутузов М.И., преж­де всего, заинтересовался состоянием резервов. Он потребовал от военного министерства немедленно собрать сведения, касаю­щиеся рекрутских депо, регулярных войск, «внутри империи формирующихся», и формирования ополчений. При этом выяс­нилось, что военное министерство не имело точных данных о состоянии существующих формирований.

Военное министерство могло сообщить ему лишь то, что проводится формирование двух отрядов — под командованием Милорадовича М.А. и Лобанова-Ростовского. Отряд генерала Милорадовича насчитывал вместо предполагавшихся 80 тыс. немногим более 15 тыс. человек. Поэтому он не мог выступить как самостоятельная воинская часть и был исполь­зован лишь для пополнения уже имевшихся полков.

Формирование же резервных полков под руководством Лобанова-Ростовского Д.И. шло недопустимо медленно. И ког­да было дано предписание прислать в армию обещанные Ку­тузову два полка, то Лобанов-Ростовский так и не мог довести свои «еле существующие войска» до места назначения.

В то же время рекрутские депо и запасные батальоны, разбросанные на огромной территории России, находились в первоначальной стадии своего формирования, и поэтому они не могли дать в короткое время пополнения для армии. Между тем меры по созданию «запасного войска» принимались еще в 1808 г. и «рекрутские депо» должны были сыграть в этом самую видную роль.

Значительная часть рекрутов была употреблена для уком­плектования «запасного войска» в виде 24-х рекрутских депо. Последние были расписаны по дивизиям. Каждая дивизия для обучения рекрутов «запасного войска» выделяла по 6 обер-офицеров, 24 унтер-офицеров и 240 рядовых в каждом депо. Несмотря на то что «рекрутские депо» были территориально отделены от дивизий, между ними была установлена органи­зационная связь. Тем не менее, система «запасного войска», давшая возможность уже в 1810 г. значительно расширить численность русской армии, все же далеко не обеспечивала создания прочных стратегических резер­вов.

Увеличение призываемого контингента рекрутов обычно враждебно встре­чалось дворянством, в чем находило свое яркое выражение противоречие между общегосударственными интересами обо­роны и господствовавшим вотчинным правом помещика на об­ладание крепостными крестьянами. Часть дворянства высту­пала даже против введения «запасного войска».

Характерно, что само царское правительство не было уве­рено в том, что дворянство покорно пойдет на материальные жертвы, связанные с формированием ополчения. Александр I вынужден был признать, что «необходимый набор рекрут по­стоянно вызывал ропот и неудовольствие со стороны владель­цев этих людей». Следовательно, и правительство было поста­влено перед необходимостью искать новые пути и средства в подготовке к предстоящей войне с наполеоновской агрессией.

Непосредственно в канун Отечественной войны русское правительство попыталось решить проблему по линии организационного укрепления «внутренней стражи». «Внутренней стражей» назывались те гарнизонные части, расположенные в губернских городах, которые были в ведении министерства полиции. От армейских соединений и рекрутских депо «внутренняя стража» отличалась территориальным принципом формирования, ис­точником снабжения (они были на местном бюджете) и способом комплектования командного состава, набираемого из офицеров запаса.

В самый канун войны руководство частями внутренней стра­жи перешло от министерства полиции к военному министру. Однако организация «внутренней стражи» оказалась более изо­лированной от армии, чем рекрутские депо, и страдала серьез­ными недостатками. Так же как и рекрутские депо, она не разрешила проблемы резервов, не выполнила задачи усиления обороноспособности государства и не стала основанием для образования ополчения.

Таким образом, все попытки правительства решить пробле­му резервов при сохранении рекрутчины потерпели крах. Господство феодально-крепостнического строя в России было главным препятствием в деле создания массовой национальной армии. В таких условиях единственным пу­тем в решении поставленной цели могло быть создание ополчения. В условиях справедливой национально-осво­бодительной войны русская армия в 1812 г. могла опереться на поддержку народных масс, прежде всего в лице народных опол­чений, потому что она защищала национальную независимость своей страны.

При написании статьи были использованы материалы книги В. Бабкина «Народное ополчение в Отечественной войне 1812 года», М., изд. «Социально-экономической литературы», 1962 г.