Военно-морское искусство Ушакова было построено в первую очередь на отказе от устаревших шаблонных форм ведения военно-морских операций и учета пове­дения и подготовки военно-морских сил. «Румянцев, Суворов и Ушаков подняли на высшую ступень военное и военно-морское искусство эпохи, своей деятельностью обеспечили России приоритет в разработке стратегии и тактики сухопутных и морских сил. Ушаков нанес такой же удар по канонам формальной линейной тактики, господствовавшей тогда в западноевропейских флотах, какой Румянцев и Суворов нанесли по прусской линейной тактике». («История военно-морского искусства», т. 1., М., 1953 г., с. 265).

Ушаков сам порождал результат. Не ждал чрезвычай­ных случаев, не уклонялся ни от одного из боев. Из ма­леньких шансов он создавал большие, завоевывая посте­пенно авторитет самого победоносного флотоводца. Действительно, не было на тот период более автори­тетного, более компетентного, более известного военно-морского руководителя, освоив­шего предшествующее искусство морского боя и двинув­шего его дальше, чем он — Ушаков.

Второе, что обеспечивало Ушакову победу, — его забота о корабле, о стоянке, о гавани, о портовых сооруже­ниях, об артиллерийском снаряжении, о добротном лесе для строительства кораблей, о парусине и гвоздях, о яко­рях, о палубных и обшивочных досках, конопати и кра­сках. Обо всем том, что составляло базу флота.

Он знал его изначально — корабль, основу жизни флота. В его деятельности нередки были поездки для осмотра корабельного леса, инспекти­рование строящегося мола, недавно организованного склада. Город русских моряков Севастополь — его порт и обустроенная гавань в немалой степени обязаны пред­усмотрительности, трудолюбию, настойчивости, вниманию Ушакова. Особые усилия предпринимал он по постоянной под­готовке корабля к плаванью, а было это нелегко. Ведь из каждого плаванья корабли возвращались ободранны­ми, с облупленной краской, с трещинами в рангоуте и т. д.

Бюст адмиралу Ушакову Ф.Ф. в г. Севастополе

Адмирал казался всем вездесущим. Наблю­дал за тем, как килевались корабли, осматривал нижнюю часть, следил, как проконопачивали верхнюю часть ко­рабля, пропитывали снасти смолой, меняли перетертый такелаж, чинили и исправляли блоки. И все это для того, чтобы сделать корабль еще более быстроходным, крепким, красивым, позволяющим укротить суровый нрав моря.

«Ушаков не проиграл ни одного морского сражения и главным фактором своих побед считал, прежде всего, стойкость и мужество матросов эскадры, Сам Ушаков не­устанно заботился об эскадре и часто в период перебоев снабжения эскадры тратил на питание и нужды команды свои личные средства. Гуманное отношение к матросу и продуманная система воспитания личного состава эскад­ры во многом роднили Ушакова с Суворовым. Ушаков так же, как и Суворов, высоко ценил моральные качества русских воинов… Потемкин и его единомышленники понимали, что уверен­но вести личный состав в бой мог только авторитетный начальник. Таким начальником на флоте был Ф. Ф. Уша­ков, имевший огромный авторитет и заслуживший безгра­ничное доверие и преданность личного состава эскадры». («Русское военно-морское искусство», М., 1951 г.).

Памятная медаль в честь основания Черноморского флота. 1785 г.

Может показаться странной такая преданность рядо­вого состава флота, в котором было немало бывших кре­постных, человеку, представлявшему высшее сословие, делу которому они служили. Однако и здесь есть своя особенность, которую наверняка учитывал Ушаков. Рус­ский матрос был набран по рекрутскому набору, который проводился по месту поселения. Конечно, это была при­нудительная мера государства, повинность для крестьян.

Но ответственными за людей, отданными в армию и флот, были община, мир. Отсюда и общинный характер этой повинности, круговая порука за рекрута. Его побег — это уже была измена общине. Рекрутский же набор позволял отказаться от найма иностранцев, и это создало особый облик русской армии и флота того периода. Они состояли из солдат и матросов великорус­ской национальности, а позднее — выходцев с Украины и из Белоруссии.

Феодальная Россия применяла этот об­щинный институт, и русские полководцы и флотоводцы Суворов, Румянцев, Ушаков использовали этот институт. Артельность и общинностъ русского воина и моряка бра­лись ими на вооружение. О спайке, взаимовыручке, тяге к сплочению бывшего русского крестьянина ходили ле­генды в Европе.

Конечно, между командиром, капитаном-дворянином и нижним чином была социальная разница, но психоло­гия крестьянина-общинника срабатывала. И солдат, мат­рос продолжал испытывать ответственность за Общее дело, за то, что ему поручено, он был предрасположен к восприятию национально-патриотических настроений, он любил свое Отечество, то есть свою общую землю. Этим русский флот отличался от французского, испанского, турецкого, где служили моряки — любители наживы, представители многих национальностей, отнюдь не соби­равшиеся погибать за дела чуждого ему Отечества.

Ушаков, честно и справедливо свидетельствуя, от­мечал наградами отличившихся в сражениях храбрецов и добросовестных воинов. Он всячески поддерживал традиции и обычаи флота. И если у моряков было инстинктивное тяготение друг к другу, единение вокруг корабля, вокруг эскадры, флота, то великий русский адмирал включал это в фак­торы победы и развивал эти чувства. Недаром он всегда четко и в то же время широко, панорамно ставил задачи перед подчиненными командирами и даже пытался разъ­яснить перед моряками смысл задачи, дела, сражения, экспедиции, повышая их боеготовность.

Не отказом от кильватерной линии дорог нам адмирал Ушаков Ф.Ф., а умением отказаться от шаблона, от засто­явшегося на долгие годы приема и правила. Вот это за­мечательно! Это истинно современно и поучительно. А его мудрое человеческое, поистине отеческое отношение к мо­ряку!

Внутри флотской структуры Ушаков создал качественно новые отношения, которые пунктиром шли через всю историю Российского флота: от Ушакова к Сенявину, от Сенявина к Лазареву, Корнилову, Нахимову, от них к Макарову, вспыхнули ярким пламенем в бескорыстных и человеколюбивых действиях лейтенанта Шмидта и стали прочной опорой для советского флота в годы Великой Оте­чественной войны.

Борис Пастернак писал в 1944 году, поражаясь подвигу русского моряка:

И вот на эту ширь раздолья
Глядит из глубины веков
Нахимов в звездном ореоле
И в медальоне — Ушаков.
Вся жизнь их — подвиг неустанный.
Они, не пожалев сердец,
Сверкают темой для романа
И дали чести образец.
Их жизнь не промелькнула мимо,
Не затерялась вдалеке.
Их след лежит неизгладимо
На времени и моряке.

Мир, в конце концов, всегда воздает людям, показывающим образцы исполне­ния долга, людям храбрым, честным, не­подкупным, у которых не истощается бод­рость. Он уважает людей, уверенных в своем призвании и исполняющих его, лю­дей, не боящихся энергично сказать «нет», не стыдящихся сказать «не могу», людей, занимающих свое место с достоинством, людей, добросовестно исполняющих свое дело, людей правдивых, кото­рые не ленятся работать, людей, способ­ных творчески мыслить и сломать господ­ство бытовавших взглядов, людей вдохно­венных, которые беззаветно служат свое­му народу и Отечеству, людей, которых любят другие люди.

Таким был Ушаков…

Статья написана по материалам книги В. Ганичева «Ушаков», М., «Молодая гвардия», 1990 г.