«Легко в учении — тяжело в походе, тяжело в учении — легко в походе», — наставлял солдат Александр Васильевич. Его взгляды на вопросы обучения и воспитания войск складывались во второй половине XVIII в. Военно-педагогические взгляды полководца необходимо рассматривать в свя­зи с социально-экономическими и политическими условиями, а также с состоянием военного дела в России второй половины XVIII в.

К середине XVIII века в недрах феодально-крепостниче­ского строя России уже сло­жился буржуазный уклад. Утверждение новых буржуазных отно­шений сопровождалось борьбой старого с новым во всех областях общественной жизни. Это проявлялось в обострении классовой борьбы в стране, конкретным выражением которой явилась Кре­стьянская война 1773-1775 гг.

Следствием этого было стремле­ние правящих кругов к усилению крепостнических порядков в стране. В области военного дела борьба старого с новым проявилась в складывании национальной военной школы. Все эти факторы оказали влияние на формирование взглядов Суворова на военное дело, в том числе и военно-педагогических взглядов.

Борьба классов нашла свое отражение и в области идео­логии. Именно в это время складывается просветительская идео­логия, утверждающая новые взгляды на общественные отноше­ния. На первое место, пожалуй, следует поставить взгляды дворян­ских просветителей, получившие распространение в русском об­ществе в 70-90-х годах XVIII в. Главным постулатом просвети­тельской идеологии было признание естественного равенства лю­дей, их равного права на нравственное развитие.

Полагая, что человек принадлежит обществу, Суворов считал, что общество, устроенное на основе «добродетели и справедливости», может быть построено, если все его члены будут проявлять способность к самопожертвованию во имя общих интересов. Истинная слава проистекает, говорил Суворов, из самопожертвования на пользу общего блага.

Конечно, это было идеалистическое понимание справедливо­сти и общего блага без учета господствующих общественных от­ношений. Но тем не менее, эти высказывания свидетельствуют о том, что полководец выражал идеи новой буржуазной морали. Столь же большое влияние на разработку Суворовым теорети­ческих и практических основ системы боевой подготовки имело развитие военной теории. Как один из видов идеологии, военная теория является надстроечной категорией. Ее социальная приро­да определяется том базисом, которому она служит и который защищает.

Суворов А.В. воспринимал войну как продолжение политики, про­водимой, однако, в интересах «общего блага» народа. В его взглядах на войну отразилось изменение характера войн во вто­рой половине XVIII в. На смену династическим войнам, ведущим­ся кастовыми армиями в интересах монархий, пришли войны национальные, в которых стали принимать участие народные мас­сы. Исходя из этого, Суворов выдвинул идею вовлечения в вой­ны не только армии, но и народа. Эту идею он проводил в ходе русско-турецких войн второй половины XVIII в. и во время итальянской кампании.

Например, в ходе русско-турецкой войны 1768-1774 гг. он формировал отряды милиции для охраны коммуникаций и населенных пунк­тов. Составляя план войны с Османской Турцией на 1793 г., Суворов предлагал поднять греков, «которые поднимут знамя против турок».

Кампанию 1799 г. Суворов начал с обращения к итальянско­му народу: «Вооружитесь, народы итальянские! Стремитесь к сое­динению под знамена…». Суворов понимал, что наступило время, когда судьбу войн будут решать народы. «Сия война, — писал Суворов, — не есть более война государей… но война народов». Ход и исход войны в Италии он ставил в зависимость от «спра­ведливой политики», под которой он подразумевал борьбу италь­янского народа за независимость и территориальную целост­ность своей страны.

Исходя из общего понимания сущности национальных войн конца XVIII в., Суворов считал, что в таких войнах главной фигурой будет человек, а источником патриотических чувств у солдата и офицера будет являться сознание необходимости за­щиты Родины.

Буржуазное понимание сущности национальных войн привело Суворова к разработке новых форм стратегии и тактики. Он ре­шительно отверг кордонную стратегию, господствовавшую в Европе в середине XVIII в., отправным положением которой было равномерное расположение вооруженных сил на театре войны для обеспечения главных направлений.

Порождением такой стратегии была пятипереходная система снабжения, привязы­вающая армии к базам и этим ограничивающая их действия. Полководцы видели свою задачу в оттеснении армий противника от баз снабжения путем методического маневрирования. В основе военных действий на поле боя лежала линейная тактика, глав­ная задача которой сводилась к осуществлению огневого боя. Эта тактика была шаблонизирована Фридрихом II, положившим основание педантизму и муштре. В прусской армии господствовал взгляд на солдата как на механизм, артикулом предусмотренный.

Однако в России по другому пути шло развитие военного искусства. Более совершенное оружие, обширные театры военных действий, привлечение народных масс к войне привели к формированию уже в начале XVIII в. национальной стратегии.

Ещё Петр I исходил из «положения земли», «обыкновения неприятеля», харак­тера национальных армий. Он ставил в стратегии активные за­дачи, стремился решать их путем решительных действий и подчи­нял тактические успехи задачам стратегии. Последователь Пет­ра I Румянцев П.А., воспитанный на его принципах, умножил их.

Румянцев говорил, что только наступление может спо­собствовать решению задач стратегии. Принимая во внимание «главную причину войны» и указывая, что «дела поли­тические всегда дают правила военным», Румянцев считал необ­ходимым не прибегать к длительным осадам или маневрам на коммуникациях противника, а активно действовать в поле в целях разгрома полевой силы противника.

Опираясь на основные по­ложения стратегии, Румянцев по-новому трактовал тактические принципы. Он пошел на расчленение боевых порядков, что позволяло совершить маневр на театре войны и на поле боя, ис­пользовать особенности каждого рода войск, обеспечивая их вза­имодействие. Румянцев использовал все виды тактических пост­роений, начиная от линейных и кончая рассыпным строем и ка­ре — прообразом колонн.

На этой национальной основе формировались взгляды Суво­рова в области стратегии и тактики. Полководческое искусство Суворова и его военно-педагогическую систему не следует рас­сматривать как сумму положений, воспринятых им от Петра I и Румянцева. Это была одна из форм отражения экономических, социально-политических процессов, повлекших изменения в военной технике и способах военного искусства. Как и его пред­шественник Румянцев, Суворов был решительным противником кордонной стратегии.

Главным на войне, полагал Суворов, является разгром живой силы противника, что может быть осуществлено только в поле­вом сражении, и только активные действия обеспечивают успех. «Истинное правило военного искусства, — писал полководец, — прямо напасть на противника с самой чувствительной для него стороны, а не сходиться, робко пробираясь окольными дорогами, через что самая атака делается многосложною, тогда как дело может быть решено только прямым, смелым наступлением».

Судьбу войны решает генеральное сражение. Оно — кульми­национный пункт войны. Сосредоточив свои силы, нужно искать противника, громить его на поле боя и таким образом создавать благоприятную обстановку. Эти идеи он сформулировал, разра­батывая планы войны против Османской Турции и Франции.

Опираясь на эти принципы стратегии, Суворов разработал ос­нования новой тактики. В начале своей деятельности он пытался усовершенствовать линейную тактику путем преодоления слабых сторон гладкоствольного оружия. Соотношение человека и тех­ники в бою он стремился разрешить путем переноса центра тя­жести с огня на штыковой удар.

Это предопределило разработку принципов новой тактики колонн и рассыпного строя. Новые формы построения потребовали формирования у солдат и офице­ров новых качеств. «Вот моя тактика, — писал Суворов, — отва­га, мужество, проницательность, предусмотрительность, порядок, умеренность, правило, глазомер, быстрота, натиск, гуманность, умиротворение, забвение. Все кампании различны между собой. Численность войск должна постоянно проверяться…»

Немаловажное значение имел фактор военной техники. В сере­дине XVIII в. русская армия имела наиболее современное воору­жение в Европе. Это были гладкоствольные и нарезные ружья, гладкоствольные пушки и гаубицы (единороги), обладавшие вы­сокими тактико-техническими показателями.

В конце XVIII века на вооружении русских войск было оставлено только пять систем: 12-фунтовые пушки весом 3,6 т, 12-фунтовые едино­роги (гаубицы) и 6-фунтовые мортиры, обеспечивающие даль­ность стрельбы ядрами до 1 ¹/з — 2 верст и картечью на 200-300 шагов.

Над усовершенство­ванием гладкоствольных ружей во второй половине XVIII в. шла непрерывная работа. Она увенчалась успехом. Наряду с гладкоствольными ружьями на вооружении состояли также нарезные штуцеры и карабины.

Наличие гладкоствольного и нарезного оружия позволило рас­членить боевые порядки и создать новые рода пехоты (примени­тельно к вооружению); для ведения огня — егерскую пехоту, а для удара — мушкетерскую. Вооружение кавалерии карабинами и штуцерами позволяло использовать ее в пехотных строях и превращать в подвижной род оружия.

Однако эффект залпового огня достигался только при расстоянии в 60-80 шагов. Это расстояние могло быть преодолено броском пехоты и последующим ударом в шты­ки. Эта сторона дела нашла свое выражение в афоризме Суво­рова: «Пуля — дура, штык — молодец». Например,  попадания с 300 шагов давали только 10% выстрелов.

При написании статьи использовалась литература:

Генералиссимус Суворов: «Сб. док. и материалов», М., 1947 г.

Суворов А.В. «Документы»: В 4-х т. М., 1953 г., т. 1,4.

«Александр Васильевич Суворов» под редакцией Бескровного А.Г. и Преображенского А.А., М., «Наука», 1980 г.